Мирный не шевельнулся, он тупо сидел, выпятив нижнюю губу, и остекленевшими глазами смотрел на Алешу.
— Что там у тебя? — послышался из-за двери голос Коши.
— Уйди! — громко и отчужденно сказал через дверь Мирный. — Уйди, пока не выстрелил.
16
В вагоне заметно потемнело. Опять начался дождь, и движущееся пространство медленно заволакивало водяными потоками. Поезд заметно сбросил скорость. Опять мелькнул мимо маленький светофор, и мокрые машины блестели за полосатой чертой шлагбаума.
— Последний перегон, сматываться надо, — шепнул Абдулла прямо в ухо Зямы. — Накроют, как зайчиков!
— Посмотри, где там наш проводник? — сказал Коша одному из бритых и указал в конец коридора. — Быстро!
Теперь поезд тащился уже совсем медленно, не больше двадцати километров в час. За текущей по стеклам водой пейзаж почти останавливался.
— Он куда-то исчез! — закричал со стороны тамбура лысый. — Нету здесь!
— Наш, наш… — Хватаясь за живот, Зяма почти приседал. — Он же сумасшедший.
— Думаешь?
— А ты видел, он чай носил, когда мы по купе шмонали. Ясно — псих со справкой.
— А теперь этот псих открыл своим ключом тамбур и ушел, — сказал Коша. — Наверное, за заваркой.
— Сейчас заварят нам чифирчику! — сказал Абдулла. — Горяченького!
— Точно! — согласился Коша. — С лимоном!
— Что случилось? — спросил Мирный. Он вышел из купе, застегивая ремень. — Нашли что-то?
— Проводник исчез, — ответил Коша. — Ни хрена не нашли. И не возьмем уже.
— Почему?
— А время кончилось! Нету у нас больше времени.
Лысый почему-то знаками из другого конца коридора просил подойти.
— Пойду посмотрю, — сказал Коша. Через минуту он вернулся. — Тамбур по ходу с той стороны закрыт. Против хода, думаю, тоже. Брать будут. — Он улыбнулся, проверил свой пистолет и зачем-то опять посмотрел на часы. — Сейчас приедем. Думаю, искать больше не стоит! — Весело покосился на Зяму и прибавил: — Немножечко еще потерпи. Сейчас нам дадут просраться.
— Плохо, — сказал Мирный. — Они, наверное, группу сюда пригонят.
— Полк!
— А ты думал? Сейчас оцепят и передушат, как цыплят.
— Как это отцепят, у нас же не последний вагон?!
— Не отцепят, а оцепят, понял? Обработают, как между тонкими листами фанеры.
— Как? — почему-то наморщив лоб и растерев его до красноты кулаком, спросил Мирный. — Как обработают?
Убрав под пуговицу свои часы и проверяя запасную обойму, Коша объяснил:
— Знаешь, в Москве на Кирпичном король один был, мужик без рук, так он ногами долбил. В ментовке убили, потому что отстреливаться не умел, только драться и убегать. Положили меж двумя листами фанеры и — сапогами, и — сапогами!.. Даже рук выкручивать не стали, потому что рук у него и не было.
Зачем-то потерев свои большие ладони о робу, Мирный посмотрел на руки. Почему-то в голове его все еще вертелись слова оборвавшейся песни, и эти слова занимали его больше, нежели то обстоятельство, что, скорее всего, в течение часа либо пристрелят, либо арестуют.
— Ну, что?
— Крышка! — Лысый немного задыхался.
— Это мы посмотрим, какая крышка, — сказал Коша. — Вот только плохо, не нашли мы, братцы, ничего. А крышку поднимем! — И он ласково потрепал Зяму по лохматой голове. — Не боись, обойдется!
Лысого, вооруженного стареньким наганом, отправили дежурить в другой конец вагона, так чтобы по дороге закрыл двери купе, а все остальные собрались возле титана.
Титан был еще горячий, но, кажется, пустой. Зяма, рассчитывая унять кипяточком желудочные спазмы, пальцами вертел краник, но в подставленный стакан выкатилось лишь несколько капель.
— Я думаю, снайперов не будет, — сказал Мирный, — но на всякий случай перед окнами не красуйтесь. Абдулла — со мной здесь, остальным рассредоточиться по вагону. Зяма и Коша — в купе, они нас, скорее всего, с обеих сторон брать будут…
— С четырех сторон! — поправил его Коша.
— Лысый — здесь, в коридорчике… В общем, если кому-то удастся уйти, то завтра у памятника Ленину в семь часов.
— Это у какого Ленина, который сидит или который стоит?
— У того, который в кепке, понял?
— Понял, — попятился Зяма. — Понял… В кепке!
Рассредоточиться по вагону они все-таки не успели. Поезд тряхнуло, и он с лязгом остановился, не доехав до вокзала несколько километров. Очень осторожно опустив предохранитель своего оружия, Коша выглянул в окно. Дождь перестал, но по стеклу скатывались еще последние мутные капли. Вокруг с обеих сторон располагался песчаный карьер.