- Так было и раньше, папа. И думаю, дела шли вполне неплохо, - сказала Алиса, показывая на окружающую обстановку.
- В твое отсутствие для нас всё усложнилось. А станет еще хуже, вот увидишь.
- Настолько, чтобы от всего отречься? Поменять религию ради... денег?
- Дело не в деньгах, нахальная девица! - заявил Танненбаум, отбросив смущенный тон и стукнув кулаком по столу. - Человек моего положения несет определенную ответственность. Знаешь, сколько рабочих на моем попечении? Неблагодарные идиоты, вступили в смехотворные коммунистические профсоюзы и думают, что Москва - это рай какой-то! Мне каждый день приходится выкручиваться, чтобы выплачивать им жалование, а они только и знают, что жалуются. Так что впредь даже не вздумай обвинять меня в том, что я делаю ради того, чтобы у вас была крыша над головой.
Алиса глубоко вздохнула и в очередной раз показала свой самый большой изъян: высказать свои мысли в самый неподходящий момент.
- В этом можешь быть спокоен, папа. Я собираюсь как можно скорее уехать. Хочу вернуться в Америку и устроить жизнь там.
При этих словах лицо Танненбаума стало алого цвета. Он поднес к носу Алисы толстый палец и яростно им затряс.
- Даже думать об этом забудь, ясно тебе? Ты пойдешь на вечеринку и будешь вести себя как воспитанная девушка, понятно? У меня есть на тебя планы, и никакие капризы избалованной девицы меня с пути не собьют.
- Ненавижу тебя, - произнесла Алиса, уставившись на отца.
Тот не убрал палец.
- Это меня не волнует, пока будешь делать, что велено.
Со слезами на глазах девушка выбежала из кабинета.
Это мы еще посмотрим, о да, еще посмотрим.
3
- Ты спишь?
Илзе Райнер заворочалась на кровати.
- Теперь уже нет. Чего тебе, Пауль?
- Хочу узнать, что мы будем делать.
- Сейчас половина двенадцатого ночи. Почему бы тебе не поспать?
- Я говорю про будущее.
- Будущее, - повторила его мать, словно выплюнула это слово.
- Я хочу сказать, ведь ты же не обязана здесь работать, в доме тети Брунхильды, правда, мама?
- В будущем ты пойдешь в университет, который как раз находится за углом, и будешь возвращаться домой, поесть вкуснятины, которую я тебе приготовлю. А теперь спокойной ночи.
- Это не наш дом.
- Мы здесь живем, работаем и благодарим за это небеса.
- Как будто есть за что... - пробормотал Пауль.
- Я слышу тебя, молодой человек.
- Извини, мама.
- Что с тобой такое? Ты снова подрался с Юргеном? Поэтому сегодня вернулся весь мокрый?
- Это была не драка. Он с двумя дружками охотился на меня в Энглишер Гартен.
- Они просто играли.
- Они бросили мои штаны в озеро, мама.
- Может, ты их чем-то разозлил?
Пауль засопел, но ничего не ответил. Это было типично для его матери. Когда у него возникали проблемы, она вечно пыталась обвинить его самого.
- Лучше спи, Пауль. Завтра будет большой день.
- Ах да, день рождения Юргена. Просто замечательно.
- Будут пирожные.
- Которые достанутся другим.
- Не понимаю, почему ты так на всё реагируешь.
Пауль подумал, что это просто неприлично, когда сотня человек веселится на вечеринке на первом этаже, а в это время Эдуард, которого ему даже не позволили повидать, томится в своей комнате на четвертом, но решил промолчать.
- Завтра будет много работы, - добавила в завершение Илзе, отворачиваясь.
Некоторое время мальчик смотрел на спину матери. Комнаты прислуги находились в глубине дома, в полуподвале. Пауля не особо беспокоило, что он живет здесь, а не в хозяйской зоне, потому что другого дома он в своей жизни не видел. С самого рождения он воспринимал это странное положение дел, когда Илзе мыла посуду своей сестры Брунхильды, как нечто само собой разумеющееся.
Через большое окно под потолком проступил тусклый прямоугольник света. Он нес в себе желтое эхо фонаря и смешивался с мерцанием свечи, которую Пауль всегда держал зажженной у кровати, потому что до смерти боялся темноты. Райнеры обитали в одной из самых маленьких комнатушек, где едва помещались две кровати, шкаф и стол, за которым Пауль готовил домашние задания.
Его подавляла эта скудость пространства. Как будто в доме мало имелось свободных комнат. С тех пор, как кончилась война, состояние барона значительно похудело, и это Пауль тоже воспринимал как должное, как смотрел на ржавеющие на поле остатки снаряда. Это было непреодолимое действие времени.
Карты, шептались слуги, качая головами, словно говорили о заразной и смертельной болезни, во всём виноваты карты. В детстве эти комментарии наводили на Пауля ужас, вплоть до того, что когда один из одноклассников принес в школу французскую колоду, которую нашел дома, Пауль стремглав выбежал из класса и спрятался в уборной. Через некоторое время он понял, что проблема его дяди не заразна, но всё равно ужасна.