Я не могу этого сделать, в особенности в этой... ситуации. Это как дать ему решающую причину. Это как умереть.
Она следила взглядом за Манфредом, который превратился в стройного подростка - из-под кепки торчат непослушные волосы, руки в карманах, а под мышкой ноты.
"Уверена, что на рояле ты играешь всё так же плохо", - подумала Алиса с смесью раздражения и тоски.
Манфред шел по тротуару и, не доходя до дома, остановился перед кондитерской. Алиса улыбнулась. Впервые она это увидела два года назад, когда случайно обнаружила, что по четвергам брат возвращается с уроков фортепиано на общественном транспорте вместо отцовского мерседеса с шофером, который в это время был занят. Полчаса спустя Алиса вошла в кондитерскую и сунула продавщице деньги, чтобы та на следующей неделе вложила в пакет с конфетами для Манфреда записку. В спешке нацарапанная на оберточной бумаге записка гласила:
"Это я. Приходи каждый четверг, я буду тебе писать. Всегда спрашивай Ингрид и отдавай ей ответ.
Любящая тебя
А".
Все семь дней она ожидала в нетерпении, опасаясь, что брат не захочет ответить или разозлился на нее за то, что она ушла, не попрощавшись. Однако ответ был типичным для Манфреда. Он начал с изящного анекдота про швейцарцев и итальянцев, а закончил рассказом о школе и о том времени, когда он не получал от нее известий, словно они расстались десять минут назад. Хотя новости от брата сделали ее счастливой, одна фраза, последняя, подтвердила ее худшие страхи:
"Папа продолжает тебя искать".
Она выбежала из кондитерской, боясь, что кто-нибудь может ее узнать. Несмотря на опасность, Алиса возвращалась каждую неделю, но всегда натягивая шляпку до бровей и надевая пальто или шаль, скрывавшие фигуру. Она никогда не поднимала взгляд в сторону окон отцовской квартиры, потому что он мог выглянуть и узнать ее. Каждую неделю, как бы ни были ужасны ее собственные обстоятельства, она погружалась в будничные события, маленькие победы и большие поражения в жизни брата. Когда в двенадцать лет он получил медаль по легкой атлетике, она плакала от радости. Когда мальчишки избили его во дворе школы, назвав "грязным жидом", она пылала от ярости. Какой бы тонкой ни была эта нить, эти письма связывали ее с воспоминаниями о счастливом прошлом.
В тот четверг, восьмого ноября, Алиса прождала чуть меньше обыкновенного, поскольку боялась, что если проведет на Принцрегентплатц больше времени, ее душой овладеют сомнения, и она выберет самое простое и самое ошибочное решение. Она вошла в кондитерскую, как обычно попросила пакет мятных леденцов и как обычно заплатила за них тройную цену. Она всегда ожидала, пока не подойдет трамвай, но в этот день тут же нащупала завернутую в целлофан записку и незаметно ее развернула. Там было всего три слова, но их оказалось достаточно, чтобы ее руки задрожали.
"Меня раскрыли. Беги".
Она с трудом сдержала крик.
Опустив голову, Алиса шла медленно, не глядя по сторонам. Может быть, за кондитерской не следят.
Она открыла дверь магазина и шагнула на улицу. Не сдержавшись, она оглянулась.
За ней шли двое мужчин в габардиновых пальто и шляпах, по меньшей мере в пятидесяти метрах сзади. Один из них, поняв, что она их заметила, сделал знак другому, и оба ускорили шаг.
Вот дерьмо!
Алиса пыталась идти как можно быстрее, не переходя на бег. Если ее остановит полиция, то они ее настигнут, и всё будет кончено. Это наверняка нанятые отцом детективы, которые выдумают какую-нибудь историю, чтобы ее задержать или привести в квартиру семьи. Официально она еще несовершеннолетняя - до двадцати одного года ей оставалось одиннадцать месяцев, так что если такое произойдет, она будет в полной власти отца.
Алиса перешла на другую сторону улицы, не останавливаясь, чтобы оглянуться. Мимо проехал велосипедист, чуть прикоснувшись к ней, так что всколыхнулась юбка. Парнишка потерял управление и упал, задержав преследователей, которые были вынуждены его огибать.
- Вы что, рехнулись? - крикнул ей упавший на мостовую парень, хватаясь за ободранные колени.
Алиса снова оглянулась и увидела, как двое мужчин пересекли улицу, воспользовавшись отсутствием машин. Теперь они были меньше чем в десяти метрах и быстро сокращали дистанцию.
Один квартал до трамвая. Всего один.
Она проклинала свои туфли на деревянной подошве, которые слегка скользили по мокрому тротуару после пролившегося днем дождя. Саквояж из кожи и картона, где она хранила камеру, стучал по бедру, и она поправила ремень на плече.