Тропа привела их к реке, на другом берегу которой тоже виднелась горная страна. Остроконечные утесы громоздились друг на друга, тут и там на их склонах виднелись скрюченные низкорослые деревья. Это была граница земли, которой правил Фестибариатид.
Разведчики нашли поднятый на высоких понтонах мост и переправились через реку. Йелки пошли здесь осторожно, выбирая путь среди острых камней. Это были животные северных равнин и им не нравились горы. Их предков привели с собой переселенцы с севера. Именно поэтому северные животные оказались так далеко на юге.
В арьергарде пешего отряда сиборнальцев шли пленные мадис, среди которых находились Катхаарнит-он и Катхаарнит-она. Оба они всё ещё чесались, хотя находились в плену уже несколько дней.
Подгоняемые ударами кнута, они перебрели через мост и пошли по каменистой тропе в основанное Фестибариатидом селение, которое называлось Новый Аскитош.
Именно сюда, в это опасное место, через несколько недель с начала своего путешествия пришел и Лэйнтал Эйн Ден. Но это был уже другой Лэйнтал Эйн, которого с трудом смогли бы узнать даже его ближайшие друзья. Он потерял треть своего веса, кожа его сморщилась и посерела, лицо скрылось под жесткой бородой, в глазах было странное, почти безумное выражение. Он походил на состарившегося вдруг подростка. Его могучее недавно тело стало сухощавым и легким, и он двигался теперь заметно быстрее. Лэйнтал Эйн пережил костную лихорадку.
Покинув Олдорандо, он поехал на северо-восток, в том направлении, куда уехала Шэй Тал со своим кортежем. Но ночью он заблудился и потерял тропу. Страна, которую он знал с детских лет как снежную страну, белое безмолвие, теперь утопала в зелени. И то, что было когда-то пустыней, теперь было полно опасности. Он прятался от отрядов фагоров и других врагов.
Золотой очень нервничал в лесу. Хоксни были животными открытых равнин. Он стал упрямым. Лэйнталу пришлось спешиться и с бранью вести его за собой, что очень замедляло его путь. Он шел так три или четыре дня, всё больше понимая, что путь его ведет в никуда.
Наконец он выбрался к каменной башне, стоящей на холме среди непроходимого леса. Вокруг всё было спокойно. Чувствуя странное утомление, Лэйнтал решил сделать привал. Привязав хоксни к дереву, он поднялся на вершину башни.
За холмом возвышалась линия райбаралов. Их толстые стволы были укрыты густыми зарослями -- но он узнал окрестности. Он уже стоял здесь, на этой самой башне, думая о том, кто и зачем создал мир.
Воспоминания о днях наивной юности нахлынули на него, причиняя почти физическую боль. О, если бы он только мог вернуться в те дни, когда его интересовало лишь то, что откроется за лежащим впереди холмом!..
Он долго сидел здесь, отдыхая, но усталость не желала оставлять его. Наконец, кое-как собравшись с силами, он спустился с башни. Чувствуя себя ещё больше усталым, он сел на землю, потянулся -- и тут же понял, что не может опустить руки. Костная лихорадка нанесла удар внезапно и Лэйнтал Эйн выгнулся так, будто хотел сломать себе спину.
Из кустов вышли маленькие темные мужчины и женщины. Они смотрели на него, понемногу приближаясь. Это были протогностики племени нондад, волосатые существа, ростом до пояса Лэйнтала. На руках у них было по восемь пальцев -- четыре вытянуты вперед, четыре -- назад, что обуславливало чрезвычайно цепкий захват. На ногах у них было тоже по восемь пальцев, их почти не было видно из-за густой шерсти, покрывающей ступни. Лица их напоминали морды асокинов. Их раса была чем-то средним между асокинами и мадис -- потомками их архаичных предков. Их язык был смесью фырканья, свиста, прищелкивания и совершенно не был похож на олонецкий, хотя в нем и ощущалось его влияние. Они посовещались между собой и наконец решили взять сына Фреира с собой, так как его личные октавы были хорошими. Золотой лишь фыркал, видя, как его хозяин исчезает в лесу.
Нондады спустились с холма к райбаралам. Возле основания одного из деревьев они спустились под землю, волоча с собою Лэйнтала. Они фыркали, выражая своё недовольство тем, что человек так тяжел.
Среди корней огромного дерева было жилище нондадов. Спали они в гамаках, сплетенных из длинных нитей. Эти сетки предохраняли их от родентов, которые тоже жили под землей.
Жизнь их была полностью обусловлена старыми обычаями. По ним с самого рождения выбирались короли, которым суждено было править, и воины, призванные защищать королей. Воины воспитывались в жестокости. Под землей нередко разыгрывались битвы, в которых погибали слабейшие. Но короли служили символом любви и дружбы для остального племени. Они как бы сглаживали, смягчали жестокость. Они были хранителями жизни -- и потому решили попытаться сохранить жизнь Лэйнталу Эйну. Поэтому его и притащили сюда, хотя он был уже при последнем издыхании.
Одна из женщин короля стала для Лэйнтала Эйна снуктруиксом. Она лежала рядом с ним, ласкала его, гладила, отгоняла от него болезнь.
Теперь Лэйнтала терзали видения, маленькие, как мыши, большие, как горы. И когда он пришел в себя в темноте, то обнаружил рядом с собой существо, близкое, как жизнь. Это существо делало всё, чтобы спасти его, вернуть ему здоровье. Иногда они занимались любовью и он корчился в агонии наслаждения и боли.
Чувствуя себя призраком, он стал привыкать к новому образу жизни, в которой ад и рай слились для него в одно целое. Насколько он смог понять, "снуктруикс" означало и "целитель", и "врачеватель души", и "тот, кто отгоняет злых духов".
Он лежал нагим в темноте, скрюченный в объятиях болезни, и само его существо покидало его тело с потом. Вирус сражался изо всех сил, стараясь протолкнуть его сквозь ужасный глаз Шивы. Лэйнтал Эйн превратился в долину переплетенных нервов, на которой сражались полчища боли. И всё же невидимая снуктруикс была здесь, рядом, и он не чувствовал себя одиноким. Её ласки дарили ему исцеление.
Со временем армии боли отступили. Лэйнтал стал слышать голоса в темноте и понимать, что произошло с ним. В странном языке нондадов не было слов, означающих пищу, воду, любовь, голод, холод, тепло, ненависть, надежду, отчаяние, боль. Члены племени, не занятые битвами, проводили долгие часы в беседах о Бесконечном. Обыденная их жизнь не была описана словами, потому что она была обыденная. Они говорили лишь о том, что важно, -- о Бесконечном.