После столкновения с Кейном, я не могла не поинтересоваться — а что там, в “Дурборском вестнике”, вот и пришла в гости…
Статья, посвящённая делу Даяны, Лим и Карас, оказалась очень маленькой. Газетчик писал сухо, как какой-нибудь клерк. Никаких подробностей о нападении, никаких подробностей о самих девчонках, никаких рассуждений о нравах магов и опасности, кою они несут — излюбленная тема у большинства репортёров, кстати.
Моё имя на страницах не упоминалось, я фигурировала как “студентка магической академии”. О парне, из-за которого всё случилось, вообще молчок, будто не было такого. Приговор укладывался в три строчки и полностью подтверждал сказанное Кейном.
В общем, ничего особенного.
Будь я в нормальном расположении духа, я бы, вероятнее всего, посочувствовала магичкам — всё-таки, пожизненный срок без права на помилование, это жестко. Но… в общем, сочувствия во мне не было. Саму бы кто пожалел.
— Кир очень расстроился из-за того, что ты на ужин не пришла, — выдернула из размышлений Милли.
Я одарила подругу взглядом взбешенного василиска, и перевернула страницу. Вот только погрузиться в чтение новостей не смогла, потому что одна зеленоглазая особа молчать отказалась. Даже несмотря на предупреждение.
— Эмелис, он действительно расстроился. Сам только салат съел, а потом…
— Милли! — окликнула я строго. — Милли, ты думаешь, мне интересно?
Брови подруги взлетели на середину лба, но лицо не удивлённым стало, а каким-то… совсем несчастным.
Меня её “горе”, увы, не тронуло.
— Милли, хватит. Тема закрыта. Всё.
Сказала и снова к изучению газеты вернулась. Просто… просто чтобы занять себя хоть чем-то. С Милли же сейчас говорить невозможно. Подругу, похоже, слегка заклинило.
С фотографического портрета, размещённого на следующей странице, на меня глядел уверенный, чуточку надменный мужчина. Я этого мужчину, разумеется, знала. И, разумеется, лишь по портретам. Принц Кристон собственной персоной.
Красивый, ничего не скажешь. Холёный, как и положено благородному, родовитому и невероятно влиятельному. Нос ровный, подбородок тяжеловат, брови — две чёткие, красиво изогнутые линии. А вот губы… Я невольно отвела глаза. Потом снова к портрету вернулась и мысленно выругалась.
Дохлый тролль! Интересно, как долго мне черты Кирстена в других людях мерещиться будут?
Под фотографическим портретом размещался заголовок статьи. Он гласил: “Принц Кристон жениться не намерен!”
Следом интервью. От Кристона всего с дюжину фраз, остальное — рассуждения газетчика.
В целом, всё сводилось к тому, что тридцатилетний наследник престола, который, кстати, ни толикой магии не обладает, намерен жениться только по любви. Ну когда встретит её, любовь эту.
Заявление, разумеется, абсурдное. И этот абсурд виден каждому (принцу тем более), но я прекрасно понимала, для чего Кристон такое интервью дал. Игра на публику, попытка завоевать расположение женского населения, и… дохлый тролль, это действительно хороший ход.
Кристон — будущий король, любовь народа нужна ему, как воздух. Сердца мужчин он уже завоевал, ведь именно принц занимается вопросами армии и строительства дорог. Теперь пришла очередь женщин.
Ну какая из нас устоит перед подобным намерением? Даже благородные и образованные хотят верить, что брак по любви — не сказка, а что говорить о кухарках?
К тому же Кристон, насколько мне помнится, не слишком трепетно относится к титулам. Во время поездок по стране он и стражникам руки жал, и пекарям, и пастухам. Следовательно, после подобного заявления, у многих незамужних простолюдинок появится мечта — мол, встретит и влюбится. Уровень обожания принца? Зашкалит, разумеется.
А вот второй сын короля Вонгарда… Впрочем, неважно. Он слывёт ужасным занудой и в свете практически не бывает. Даже фотографических портретов почти нет. А те, что есть — совершенно невразумительные, по большей части размытые. По слухам, младший принц шарахается от газетчиков и их аппаратов как от чумки.
— Ну ничего… — громко вздохнула Милли, опять от газеты отрывая. — Когда вы с Киром помиритесь, мы…
— Мы не помиримся! — рыкнула я. — Мы расстались!
Зеленоглазая бестия не испугалась, наоборот повеселела.
— А Кирстен считает иначе… — невинно хлопая ресницами, протянула девушка. — Его Рига напрямик спросила, а он ответил — даже не надейтесь!
— Мне плевать, что думает Кир!
— Точно? — В этот миг Милли с её каштановыми кудряшками и тонкими губами, сильно напоминала лисицу.
— Прекращай.
Я была серьёзна и предельно зла, и до подруги, наконец-таки, дошло. Кажется.
С тяжким вздохом, Милли встала из-за стола и направилась к платяному шкафу. Вытащила с верхней полки коробку конфет и снова ко мне вернулась.
— Шоколад — лучшее средство от всех бед, — со знанием заявила она.
Неспешно вскрыла упаковку, водрузила коробку на стол.
— Ешь, Эмелис.
— Не хочу.
Милли глянула как на умалишенную, но спорить не стала. Подхватила конфету и небрежно отправила в рот. Тут же слопала вторую, блаженно прикрыла глаза.
— Кайф… — она не говорила, стонала.
Я невольно поморщилась. Сленг, приятный в среде магов, в светском обществе считается жутким моветоном. И так как после академии мне предстоит не с магами общаться, а со знатью, я последние три года все эти словечки из себя выжимала. Видимо, чуть-чуть перестаралась, потому что слово вызвало неприязнь.
— Знаешь, Эмелис… я просто обожаю шоколад!
Взглянув на счастливую физиономию подруги, я смягчилась. Сказала тихо:
— Знаю.
А Милли продолжала:
— Я так люблю шоколад, что сил нет!
— Да, это мне тоже известно…
Подруга третью конфету съела, опять глазки прикрыла.
— А самое интересное знаешь в чём? — спросила она.
— В чём?
Милли открыла глаза, одарила очень внимательным взглядом, и лишь после этого призналась:
— Я пыталась его бросить.
О Всевышний!
Я застонала и закрыла лицо руками. Нет. Нет у Милли совести. Вернее — ни совести, ни ума!
— Эмелис, да я не про Кира! — возмутилась подруга. Так натурально получилось, что я почти поверила. — Эмелис, ну правда не про него! Я про шоколад!
— Хорошо, — спорить я не стала. Просто сил на сопротивление не осталось. Добила она меня. Напрочь! — Про шоколад, так про шоколад. Но в последний раз.
— В самый последний! — заверила Милли. Шумно вздохнула и продолжила вещать: — Так вот, я обожаю шоколад. Люблю до умопомрачения. Но в один чудовищно ужасный миг, я решила его бросить. И знаешь, что случилось?
— Что?
— Ломка! Первые три дня ещё ничего, а дальше… я только о шоколаде и думала. Чего только не перепробовала — и леденцы, и сахарную вату, и медовые хлопья, но!
— Но? — поддержала я. Исключительно для того, чтобы зеленоглазая побыстрее договорила и отвяла.
— Но мне не помогло!
— Какой кошмар… — каюсь, прозвучало издевательски. Но Милли было плевать.
— От ломки спас тот же шоколад, — заявила сокурсница гордо. — И знаешь, что самое интересное? После того, как я сказала себе — можно, Милли. Всё можно! Меня перестало заботить, сколько у меня плиток и конфет осталось. Я перестала дёргаться, если не успела съесть конфету перед завтраком, или забыла шоколадку дома. Мне стало всё равно, какой он сегодня — горький, молочный или белый. Главное, что он есть! И последствия нашей любви заботить перестали — ну, подумаешь, растолстею. Как растолстею, так и похудею, верно?
Я всё-таки не выдержала. Отставила чашку, подхватила газету и направилась к двери. Ну её, Милли эту…
Вот только подруга не успокоилась, она добить решила.
— Эмелис! Не запрещай себе любить Кира! — выскочив вслед за мной в коридор, воскликнула Милли. — Чем строже запрещаешь, тем больше хочется! Это не только я говорю, это все знают! — И уже в сторону, замершим на ходу сокурсницам: — Девчонки, ну поддержите!