— Дисциплинированный!
— Зануда, короче.
— Я… зануда!? — вспыхнула, как шведская спичка Яна.
— И ты тоже. Папина дочка! Жизни не знаешь!
— Маменькин сынок!!! — вскричала оскорбленная до глубины души Яна.
Емеля приподнялся из лежачего положения, сел. Скрестил руки на груди.
— Была б ты парнем…
— Что в таком случае? — с вызовом спросила Яна.
— Получила бы в глаз!
— Вполне в вашем духе. Когда нет достойных аргументов…
— Слушай, это… — неожиданно удивился Емеля, — А чего это ты меня «на вы» называешь? Я тебя обидел, когда или что?
— Или как! — ответила Яна.
В этот момент Великий Дирижер стукнул пару раз своей дирижерской палочкой по самому крупному яблоку. Спелое яблоко сорвалось с ветки и полетело вниз. Упало оно, естественно, прямо на голову Емеле. У него глаза сначала съехались к переносице, потом, вообще, разъехались в разные стороны.
Яна очень испугалась, бросилась к Емеле, опустилась рядом на колени.
— Вам не больно? Давайте, сделаю примочку?
Царевна достала из кармашка платок, смочила один конец духами из маленького флакончика, приложила к макушке Емеле.
— У меня… появилась… идея! — удивленно произнес Емеля.
— Какая… идея? — затаив дыхание, спросила Яна.
Конечно, она слышала про Ньютона. Нобелевская премия и все такое.
— Хотите сделать какое-нибудь научное открытие? Как Ньютон? Хотите получить Нобелевскую премию?
— Хочу… тебя… поцеловать!
Емеля и сам не ожидал, что из него выскочит эдакая идея. Ни о чем таком он раньше и думать не думал. И мечтать не мечтал.
Сказано — сделано!
Короче, притянул Емеля к себе за плечи царевну Яну и… поцеловал.
Прямо в губы. Долго-долго. Как в самом настоящем иноземном кино. Но самое удивительное, царевна Яна даже не сопротивлялась.
Естественно, невидимый Великий дирижер в это мгновение неистово размахивал своей палочкой, как сумасшедший. Симфония любви волнами гуляла и над царским садом. И даже над всем царством государством.
Вот так оно и бывает. Очень неожиданно. И очень закономерно.
Но рано или поздно все кончается. Даже подобные поцелуи.
Емеля отодвинул от себя Яну, поднялся с травы, поправил рубаху и… вздохнул.
— Ладно… пойду я… Дела у меня…
Царевна Яна смотрела на него широко распахнутыми глазами. Лицо ее было и счастливым, и испуганным, и растерянным одновременно. Все в одном флаконе. Она, прижав ладошки к щекам, во все глаза смотрела на Емелю.
— Что так смотришь? Делов-то! Тебя никто не целовал, чтоль?
— Никто… — едва слышно прошептала царевна Яна.
— Никто, никто? Никогда?
— Никогда…
— Ладно.… Не будем делать из этого проблему. Пошел я…
— Вы… невежливы!
— Сама этого хотела! Или не так?
— Вы… плохо воспитаны!!
— Мы за границей не учились. Гарвардов и Оксвордов не кончали.
— Вы… нетактичны!!!
Из глаз царевны Яны покатились слезы. Крупные, как яблоки на ветках. Емеля, не оглядываясь, уходил вглубь сада.
— Стойте! Немедленно остановитесь! Я вам… приказываю!!!
Но Емеля и ухом не повел. Так и скрылся из вида.
Царевна Яна плашмя лицом вниз упала на густую зеленую траву. Она колотила сжатыми кулачками по земле и, безнадежно рыдая, без устали твердила:
— Вы… невежливы! Нетактичны!! Неделикатны!!!
Вокруг градом падали с веток спелые наливные яблоки. Какого сорта, неизвестно.
После этой встречи залег наш Емеля опять на старую печку. Потому вдруг тоже осознал. Он трагически влюбился в царевну Яну.
Яна всем известно кто, царская дочь. Это вам не кот начихал. Тут с плеча рубить никак нельзя. Обдумать все надобно, обстоятельно. Одной стороны, она, такая как все. С другой, особенная. Вот тут и думай, ломай голову. Каждый сверчок, знай свой шесток. Так или по-другому можно?
Короче, впал наш Емелюшка в самую натуральную депрессию.
Угрожающее иноземное слово «депрессия!» гуляло по всему царству государству. Как бацилла, гриппа какая. От дома к дому, от улицы к улице, от избы к избе. Народ в массе своей сочувственно вздыхал и покачивал головами.
День лежит Емеля на печке. Другой лежит. В абсолютной недвижимости. Только изредка шишку на голове потирает. И тяжко вздыхает. В его-то годы!?
Мамаша переживает. А соседки масла в огонь подливают. При каждой встрече доброжелательно интересуются:
— Твой-то Емеля, все лежит?
— Депрессия у него.
— Эта депрессия всем известна. В царском дворце она проживает.
И начали в два голоса в оба уха мамаше информацию сливать. Что неудивительно. Царство государство небольшое, переплюнуть можно. А сороки с длинными хвостами так везде и порхают. Вести разносят. Стало быть, все про всех все знают.