Трепещущий Николаев снова предстал перед Пугачёвым.
- Что скажешь, друг? - тихо, без злобы, скорее насмешливо спросил Пугачёв.
Николаев стоял ни жив, ни мёртв, низко опустив голову.
Давилин вручил государю пакеты и обо всём торопливо сказал ему. Пугачёв повертел пакеты и передал их своему молодому секретарю, Ване Почиталину:
- Читай в гул, появственней!
Выслушав, Пугачёв разорвал бумаги и ледяным голосом сказал окружающим:
- Что ж Пугачёва ловить? Пугачёв сам в городок идёт. И коли я Пугачёв, как они облыжно называют меня, так пусть словят и в цепи закуют. А ежели я истинный государь, должны они с честью встретить меня. Дураки, изменники!.. Государя своего с каким-то беглым казаком спутали... - Он прихмурился и, не глядя на казаков, обратился к пленнику: - Пошто же ты обманул, сержант, государя своего? Пошто правды враз не сказал нам? Давилин! Вели-ка приготовить молодцу перекладинку...
Прямой и тощий Николаев неуклюже взмахнул локтями и пал Пугачёву в ноги:
- Винюсь перед вашим императорским величеством!.. Убоялся, смалодушничал. Верой и правдой служить буду... помилуйте!
- Не слушай его, батюшка, он те наскажет!.. - кричали казаки от старой ветлы, перекидывая через её сук аркан с петлей.
- Брось галдеть! - порывистым взмахом руки остановил Пугачёв казаков. - В животе да в смерти не вы, люди подначальные, а один бог волен да я, государь. Встань, сержант! Милую тебя, служи мне верно!
И, обратясь к притихшим казакам, продолжал:
- Господа, войско казацкое! Он человек в военном артикуле грамотный, пускай вам, а такожде и мне, государю вашему, служит. Без знающих людей царскому величеству быть не подобает. Секретарь! Мы божиею милостью определяем сержанта Николаева для начала в помощники тебе...
- Слушаю, ваше сиятельство! - тряхнув льняным чубом, выкрикнул голубоглазый юноша Ваня Почиталин.
Все бывшие при этом случае казаки, татары и крестьяне, чувствуя над собой сильную руку "батюшки", пришли в радость. "Батюшка" справедлив, "батюшка" гневен, да отходчив, уж он-то умеет защитить их, надо крепко держаться за царскую его полу.
Казаки на цыпочках ходили возле "батюшки", говорили друг с другом вполголоса, осторожно поглядывали на своего государя: не моргнёт ли глазом, не соблаговолит ли приказать чего.
А несчастный сержант всё ещё трясся, не попадал зуб на зуб. В его раздёрнутом сознании беспорядочно мелькали Симонов, семья, товарищи, перекинутый через сук аркан, в клочья изорванные казённые пакеты. И этот бородатый детина, с черной грязью под ногтями, с выбитым, надо быть, в пьяной драке, передним верхним зубом - царь. Господи помилуй!.. Да уж не сон ли всё это?.. Всемилостивая государыня Екатерина Алексеевна, пощади подлого раба своего, долг свой нарушившего!" - вскидывая глаза к голубому небу, вздыхал он.
Обедали в лощине, опоясанной древними кудрявыми вётлами. Проворный татарин толмач Идорка едва успел подать "батюшке" лучший кусок баранины с чесноком, как с караульного дерева, что на поляне, скатился толстогубый, чубастый Ермилка. Он прытко подбежал к пятерым своим товарищам, в сторонке от компании хлебавшим из котелка рыбную щербу. Те, побросав ложки, вмиг вскочили на коней. И вот полдюжины всадников помчались по степи к дальним, верстах в трёх, кустам.
Обед продолжался. На Ермилку с товарищами мало кто обратил внимание. А меж тем отряд Ермилки, разбившись надвое, летел во всю скачь, поправее, другие полевее, чтоб отрезать какому-то безвестному всаднику путь к отступлению. Перед этим всадником бежал что есть силы некий человечек. Вот он смаху опрокинулся на землю - удавка поймала его за шею; а как только всадник подскакал к нему, человечек, освободившись от петли, опять побежал. Всадник в момент настиг его и дважды вытянул нагайкой. Человечек пронзительно закричал и, выхватив нож, бросился на всадника. Тут на них с двух сторон наскакали казаки.
- Хватай! - и Ермилка ловко поймал за узду чужого коня, во всаднике он узнал молодого казака Скворкина. - Скворкин, долой с коня, Тимоха, залазь...
Тяжело дышавший Тимоха Мясников, бросая ненавистные взгляды на своего обидчика и ругая его, устало залез в седло. Скворкину связали назад руки и, понуждая нагайками, повели меж двух коней к стану.
Когда Мясников, соскочив с коня и сорвав шапку с головы, стал подходить к государю, тот, сидя по-татарски на ковре, аппетитно ел баранину. Мясников забежал перед его лицо и повалился в ноги.
- Здравствуй, раб мой верный, казак Мясников, - покровительственно сказал Емельян Иваныч, сразу узнав знакомого ему Тимоху Мясникова. Наскоро облизнув пальцы, он вытер их об рушник и подал казаку руку для лобызания. - Где был? Что видел?
- Ой, батюшка, ваше величество, - часто взмигивая, словно собираясь заплакать, начал обычной своей скороговоркой краснощёкий с беловатой бородёнкой Тимоха Мясников. - В кустах, батюшка, хоронился от комендантских сыщиков, в кустах да по трясинам... А вот сволочь, старшинский казачишка, таки скрал меня, - и Тимоха мотнул головой в сторону Скворкина.
В некотором отдалении стояла группа молодых казаков, среди них Ермилка и только что изловленный Скворкин. Все с обнажёнными головами, один Скворкин в шапке.
Угрюмо покосившись в их сторону и заметив связанного по рукам молодца, Пугачёв внимательно вслушивался в слова Мясникова.
Тимоха опять слезливо замигал, шумно высморкался и, утираясь подолом рубахи, закончил тенорком:
- Этот высмотрень нагайкой меня сёк да орал мне в уши, чтобы я сказывал, где царь приблудный и сколько за собой он силы ведёт? Бородиным Матюшкой гад этот подослан выслеживать за тобой, батюшка...
- Господа казаки, подведите его ко мне да развяжите ему руки, проговорил Пугачёв, кивая головою на изловленного старшинского прихвостня.
Тот был опрятно одет, на ногах новые, расшитые шёлком татарские сапоги с загнутыми носами. Ермилка, крикнув: "Долой шапку!", дал ему затрещину, шапка слетела в кусты.
- А-я-яй, ая-яй, - глядя в упор на Скворкина и покачивая головой, начал Пугачёв. - Смотрю я на тебя и дивлюсь: замест того, чтобы мне, государю, служить, ты умыслил против меня шпионничать. Уж лучше бы дома сидел, а шпионить-то меня пусть бы кто другой ехал, постарее да посмышлёней тебя. Экой дурак ты!