- А где же добыл он вина-то? - с надеждой спросил Пустобаев.
- Да вином-то мы, слава те Христу, мало-мало запаслись, - сказал молодой казак. - Не хошь ли, дед?
- А ну дай чуток сглотнуть... Дюже башка трещит.
Могутный и широкоплечий, он приостановился, ужал в пудовую лапищу глиняную баклажку с водкой, задрал седоватую бороду и, что приняла душа, откушал.
Вот и слава богу, и развеселился. Догнал кибитку, перегнулся в седле, заглянул в лицо Крыловой, гулко прокричал:
- Вспомнил, матушка! Ей-богу, вспомнил...
- Что вспомнил-то?
- А как же, - заулыбался Пустобаев, оттопырил большой палец и с маху ткнул им в свою грудь. - Его высокопревосходительство изволили меня самолично в бороду причмокнуть.
- Да неужто? Поцеловал, что ли?
- Как есть! - ещё громче закричал Пустобаев. - Мы с ним оба-два обнявшись были. Я тверёзый, они выпитчи...
Крылова улыбнулась, а Пустобаев продолжал, вдруг похмурев лицом:
- И вот ещё что, матушка! Николаева-то нашего, сержанта-то, что с донесеньем к губернатору спосылан, нетути в Ренбурхе!
- Как так? - ахнула капитанша. - Да где же он? Неужто... к злодею угодил.
- Похоже, что так, - трезвея, подал казак голос и тяжело вздохнул.
Г л а в а V
ИЛЕЦКИЙ ГОРОДОК. ЦАРСКИЙ ЛИК. РАЗДУМЬЕ
1
Новоизбранный атаман государева войска Андрей Афанасьевич Овчинников, имея на левой руке белую повязку - знак власти, въехал с двадцатью конными казаками в Илецкий городок.
Городок расположен на возвышенном левом берегу Яика, вблизи устья реки Илека и в стороне от большого тракта на Оренбург. Кругом по яицкому левобережью тянулась всхолмленная степь. Городок обнесён земляным валом, имеющим вид неправильного четырёхугольника, а поверх вала - бревенчатый заплот с раскатами и батареями для двенадцати пушек. В крепостцу вели двое ворот, в ней помещались казармы, покои для начальства, провиантский магазин, соляная управа, несколько домов зажиточных казаков; остальная же казачья масса жила в трёхстах домишках возле вала - здесь был базар, каменная церковь, кой-какая торговля и соляные лавки.
Илецкие казаки права на рыбную ловлю не имели, занимались хлебопашеством, скотоводством, работали по добыванию соли на соляных развалах.
Местность возле городка и даже в самой крепости изрыта глубокими ямами; в некоторых из них копошились киргизы, калмыки и казаки, ломали каменную соль, огромные куски её сваливали на тачки и отвозили к штабелям. Илецкая высокого качества соль славилась издревле, ею снабжалось почти всё Приволжье.
Овчинников остановился со свитой на базаре. Длиннолицый, горбоносый, с русой, кудрявой, как овечья шерсть, бородкой, он сказал толпе набежавших казаков:
- Я послан от самого государя Петра Фёдорыча...
Но его тут же перебили возбуждённые голоса:
- А как же наш атаман Портнов третьёводнись на казацком кругу оглашал бумагу коменданта Симонова, а в оной бумаге сказано, што всё врачки, мол, что Пётр Фёдорыч давно умерши, а бунт, мол, бунтит беглый донской казак Емелька Пугачёв, защищайте, мол, от него, злодея, крепость...
Народ шумел. Овчинников крикнул с коня:
- Братья казаки! Не слушайте никого, меня слушайте. К вам идёт истинный государь, он в семи верстах отсюдова. И вы, атаманы-молодцы, дурость свою бросьте, а встречайте его величество с хлебом да солью. А ежели перечить будете да воспротивитесь - смотрите, атаманы-молодцы, государь грозен, непокорных он вешать станет, а городок ваш выжжет и вырубит. Собирайте круг, решайте!
В набат звонить было запрещено. Нашёлся барабан. В сопровождении оживлённой кучи мальчишек барабанщик быстро прошагал по городку.
Услыхав бой барабана, илецкий атаман Лазарь Портнов взобрался на земляной вал и стал наблюдать, что творится на площади.
Меж тем Андрей Овчинников и с ним шесть казаков из его свиты двинулись к дому зажиточного казака Александра Творогова, знакомого Овчинникову.
Узнав от Овчинникова, что сейчас на кругу решается участь городка и что завтра должен прибыть сюда сам государь, Творогов обрадовался и выразил желание дать приют высокому гостю у себя.
- Уж я всмятку расшибусь, а батюшке утрафлю...
Был вечер. На огонёк пришёл безбородый, как скопец, Максим Горшков. Он несколько дней скрывался от преследований Симонова и Мартемьяна Бородина. Он один из той пятёрки*, которая ещё так недавно, запершись ночью в бане Тимохи Мясникова, целовала крест на верность Пугачёву и торжественно клялась хранить известную им пятерым тайну, что Пугачёв не царь, а самозванец. Тайну эту пятёрка хранила крепко.
_______________
* М. Г. Шигаев, Т. Мясников, И. Зарубин-Чика, Д. Караваев,
Максим Горшков.
Узнав о том, что "государь" намерен завтра вступить в Илецкий городок, Максим Горшков простодушно обнял Овчинникова, потом Творогова и грубым голосом, с оттенком сильного волнения, воскликнул:
- Ну и праздничек у нас будет! Свет увидим!..
И уже к ночи прибыла к Овчинникову депутация от круга.
Большинство порешило принять государя с честию.
Атаман Лазарь Портнов, ещё вчера приказавший вырубить звено в мосту чрез Яик, чтоб воспрепятствовать переправе Пугачёва, только что узнал от своих наушников о постановлении круга и, потеряв мужество, решил этой же ночью бежать.
Но предусмотрительный Овчинников распорядился поставить возле его дома караул.
На следующий день к полудню войско Пугачёва через восстановленный за ночь мост переправилось на илецкую сторону.
Возле открытых крепостных ворот большой толпой стояли одетые по-праздничному казаки со знамёнами и пиками, женщины, ребята. Впереди толпы два священника в парчовых пасхальных ризах, лохматый дьякон, дьячки и клир с хоругвями, запрестольными крестами, иконами в серебряных окладах. Вся эта цветистая картина с белой приземистой церковкой, поросшим блёклою травою и бурьяном крепостным валом, выглядывающими из-за него красными крышами построек, полусгнившим, в лишаях, бревенчатым тыном поверх вала и кудрявыми садами возле хат - вся эта необычная картина, мягко освещённая утренним сентябрьским солнцем, поражала и настраивала на особый лад Пугачёва. Он впервые въезжал в укреплённый городок как признанный государь.
В свежем воздухе весело звенькали, трезвонили, бухали колокола, клир дружно и уверенно пел церковную стихиру, лохматый дьякон, не переставая, махал курящимся кадилом в сторону приближающегося государя, в тысячу ртов кричал приветствия народ, взмахивая шапками, цветистыми шалями, вскинув к небу сверкающий частокол остроконечных пик.