Отец Симеон высоко воздел руки с крестом и, троекратно осеняя поле брани, во всю мочь запел:
Взбранной воеводе - победительная!
Яко имущая державу непобедимую...
От всяких нас бед освободи, да зовём ти...
Наблюдавший в подзорную трубу Билов вдруг заорал не своим голосом:
- Ах он... так его! Измена!.. О бог мой... Измена... Стреляйте в него, стреляйте!.. Пушка! Пушка!..
- Измена! - закричал и Елагин.
"Измена, братцы, измена..." - прошумело по всему гарнизону.
- Измена! - крикнул не то испуганно, не то восторженно и семилетний Коля, улепётывая домой с известием, которым он собирался удивить мать и сестру. - Измена, измена! Падуров злодеям передался. И все казаки. Измена! - без передыху кричал он, бросив медный кувшин и крутя кадилом, как пращой.
...Падуров выхватил белый платок, замахал нападающим: "Стой! Стой!" Затем он скомандовал казакам построиться по сотням, и всем гамузом с криком "ура", со склонёнными пиками оренбуржцы двинулись в сторону пугачёвцев.
- Урра! Урра!.. - охрипшими от радости глотками встречали новых друзей пугачёвские конники.
Со свитой подъезжал Пугачёв. Падуров соскочил с коня, обнажил голову.
- Рапортую, государь! - молодецки гаркнул он и, всматриваясь в чернобородое лицо Пугачёва, мысленно ухмыльнулся: "Вот так Пётр Фёдорыч... Хоть бы бороду обрил". - Рапортую: пять сотен оренбургских казаков бьют челом вашему величеству, просят принять их под высокую царскую руку.
- Благодарствую, - проговорил Пугачёв, окидывая орлиным взглядом бравую фигуру Падурова. - Кто таков?
- Сотник Тимофей Иванов Падуров.
- Так будь же моим полковником! Господа оренбургские казаки, вот вам полковник ваш!
- Урра! - заорали только что передавшиеся казаки, швыряя вверх шапки.
Тут с крепости грянули, одна за другой, одиннадцать пушек.
- Ого! - сказал Пугачёв и, прищурив правый глаз, свирепо покосился на крепость.
2
С присоединением казаков Падурова силы Пугачёва значительно окрепли. Емельян Иваныч решился на штурм крепости. Часть войска под начальством старика Андрея Витошнова он направил на Татищеву, с низовой стороны реки Яика, а сам двинулся сверху по течению.
Однако Билов и Елагин удачной пальбой из пушек и ружей успели отбить обе атаки.
- Стой, детушки, - сказал Пугачёв, когда обе его части сошлись вместе. - Не гоже нам зря ума людей терять. А умыслил я тактику. Нужно ветер запрячь, чтобы помогал нам, детушки. Ишь, кожедёр, завихаривает...
Падая с гор и всё усиливаясь, ветер дул прямо на крепость.
- С нами бог, - весело щуря то правый, то левый глаз, проговорил Пугачёв и приказал поджечь намётанные возле крепостных стен большие стога сена.
Взнялось, закрутилось, пыхнуло в разных местах пламя. Ближняя к крепости степь сразу оделась в огромные шапки огня.
- Ги! Ги! Ги! - радуясь огню, как малые ребята, гикали, приплясывали татары, казаки, калмыки. - Нишаво, нишаво, бульно ладно...
Озорной ветрище, крутясь и воя, налетал на шапки, с шумом ощипывал с них косматые золотые перья. Шапки дрожали, качались, таяли, никли к земле. В густых клубах розоватого, чёрного, жёлтого дыма, отрываясь от шапок, летели на крепость жар-птицы. С вихрем ветра, дыма и пламени, распушив золотые крылья и хвост, жар-птицы садились на соломенные крыши сараев, амбаров, хибарок, стоявших впритык к крепостному тыну. И в одночасье деревянные стены крепости были охвачены огнём.
- Вот так бачка-осударь! - восторженно прищёлкивали языками татары. Бульно хитро... Якши, якши!..
В крепостной церкви забили сполох. На валу рассыпалась мерная дробь барабана. Гарнизонные солдаты, защитники крепости, таращили на пожар глаза, в смятенье бормотали:
- Глянь, глянь, огонь за стены перелётывает. Пропали мы и всё наше жительство!
Иссиня-жёлтое пламя коварно и ласково гладило, щупало тёмные брёвна крепостных укреплений. А налетевший порывистый ветер мигом раздувал вялое пламя в прожорливую бурную силу. Стены до самого верха, до батарей запылали. Загорелись крепостные ворота.
- Горим, горим! - завопили впавшие в отчаянье солдаты. А те из семейных солдат и вольных людей, которые жили оседло в хибарках и лачугах, уже больше не слушая приказаний начальников, побежали спасать своё добро и семейства.
Но многие солдаты, кое-кто из бомбардиров, живших в казармах, остались на месте. Зарядив пистолеты, пищали и ружья, они делали вид, что готовы к отпору врага.
Елагин и особенно Билов пришли в крайнее замешательство, не зная, что предпринять. Билов дрожал, оплывшее лицо его стало иссиня-белым.
- Пали! Пали! - кричал охрипший Елагин.
Но палить было некуда: густым дымом заволокло всё пространство, а снизу, цепляясь багровыми когтями, ползло по стене вверх пламя, и земля под ногами тлела. Воздух накаливался. Было нестерпимо жарко. Солдаты срывали с себя сермяжные куртки, кутали в них головы, пятились от огня.
Пушки что было силы гремели впустую сквозь дым и огонь. Внизу, под самой стеной у горевших ворот, полковник Елагин внезапно услышал зычный выкрик:
- Де-е-е-тушки!! На штурм!.. На слом!..
Это, привстав на стременах, подавал команду сам Пугачёв, и в его голосе было столько силы и власти, что, помимо воли, сознание полковника пронизала мысль: уж не есть ли это в самом деле российский престолодержатель?!
Ломая деревянные рогатки, заслоны, надолбы, пугачёвцы вслед за вождём своим прокладывали дорогу к воротам.
- На слом! На слом!.. - гремели освирепевшие голоса.
В крепостном посёлке шум, гам. Бабы, солдатки, ребята, переругиваясь и гайкая, волокут из горящих жилищ всякий скарб, выгоняют со дворов скот, бегут с вёдрами за водой. Дурным голосом мычат коровы, заполошно визжат свиньи, скачут, как угорелые, козлы. А набатный колокол всё гулче, всё отчаянней. Но вот загорелась церковь, и колокол смолк. Пожар разгулялся среди крепостных построек не на шутку.
- Господин полковник! - подскакивал к задыхавшемуся в дыму Елагину то один, то другой офицер. - На казармах воспламенились крыши, церковь горит, канцелярия горит... Вашему дому угрожает огонь. Что делать?
- Стрелять, вот что! Соблюдать присягу!..