- Ась? - произнёс, встряхнувшись, Пугачёв и стал собираться. - На-ка ключ, отомкни вон тот поставец да подай сюда сумку с золотом.
Когда приказ был исполнен, Пугачёв сорвал с сумы печати, а суму протянул Падурову:
- Бери, друг, сколько надо... Да бери больше на расходы на твои. Люб ты мне!
Тёмные обветренные щёки Падурова вспыхнули.
- Нет, ваше величество, - потряс он головой. - Видно, ещё не все дворцовые науки вами забыты, - он угрюмо глядел на Пугачёва и не прикасался к червонцам. - Не гневайтесь, государь, но слово моё такое: я живота и помыслов своих на червонцы не перекладаю!
Пугачёв в упор смотрел на него, затем сказал:
- Спасибо, брат Падуров, спасибо. Первый ты не погнался за корыстью. И коли так, вот тебе моя государева рука! - И он крепко-накрепко обнял его.
Растроганный Падуров долго молчал.
Г л а в а VIII
НА МОСКВУ ИЛИ НА ОРЕНБУРГ? В КАРГАЛЕ.
ТАЙНЫЕ ПОДРУГИ
1
Утром было совещание: куда идти дальше?
Военный совет заседал в той же комендантской канцелярии. Накануне ночью было немало выпито вина. У всех трещали головы. Зарубин-Чика нет-нет да и клюнет носом и со страхом выпучит глаза на государя.
Первым говорил Падуров. Он сказал, что от крепости Татищевой лежат две дороги: на Оренбург и на Казань. По его мнению, с Оренбургом возиться нечего, город сильно укреплён, да и на кой прах, по правде-то сказать, он нужен? А надо идти прямо на Казань, на Волгу. Скорей всего, что там армия государя быстро станет обрастать народом, пристанут крестьяне, волжские бурлаки да башкирцы, поднимутся татары, и тогда, усилясь, можно-де смело повернуть на Нижний, а там - и на Москву. Зело важно застать правительство врасплох, пока оно не очухалось, пока не собрало для отпора нужные воинские части. И вот тогда-то правительству поистине-де будет худо, потому что все императрицыны войска ныне угнаны в Турцию. А ежели засесть под Оренбургом, то ещё неизвестно, скоро ль доведётся сей крепкий орешек раскусить. И в случае долгого сиденья под Оренбургом правительство-де употребит это время себе на пользу, оно даже может заключить скороспешный мир с Турцией и двинуть против государевой армии свои освободившиеся полки.
- Мой совет брать путь на Казань, - заключил он.
- Ну нет, дружок, Тимофей Иваныч, - сразу же стали возражать ему атаманы, есаулы и полковники. - Как это возможно, чтобы наш главный город Оренбург мимо пройти. Да нас галки засмеют за такое дело-то! А Казань да Нижний не уйдут от наших рук, и Москва не уйдет. Башкирцы же с кочевниками сами сюда привалят всем гамузом... Перво-наперво Оренбург надо сокрушить, чтобы Рейнсдорпишка в спину нам не вдарил. Вы что, Тимофей Иваныч?!
- Добро, добро, - подтвердил Пугачёв, - сия военная тактика завсегда может приключиться. Мы пойдём, а он, немчура, и саданёт нам в зад.
- Нечем ему будет садануть-то, ваше величество, - хмуро сказал Падуров.
Споры обострились. Горбоносый атаман Овчинников, покручивая кудрявую, как овечья шерсть, бороду, крикливо говорил:
- Мы, братцы казаки, в случае лихо приспеется нам, можем от Оренбурга-то откатиться, хвосты в зубы да и наутёк - либо в Золотую Мечеть, либо в Персию, либо в Туретчину, куда и сам батюшка звал нас. А ежели под Казанью захряснем, ну уж не прогневайся, уж оттуда, чтоб утечь, таких не будет способов. Окромя того, Оренбург давит да душит нас, прямо за горло берёт. В первую голову боем его взять треба. Без Оренбурга нам не быть!
- Ну, а ты как думаешь, Максим Григорьич? - спросил Пугачёв умного Шигаева.
Тот поднялся, высокий, сутулый, с надвое расчёсанной тёмно-русой бородой, и, покашливая, тенористо заговорил:
- Что ж, ваше величество... Нам на Москву начхать, да и на Питер начхать! Да, может, нам и средствиев никаких не хватит на Москву-то поход чинить. А нам, всем казакам вкупе, желательно бы своё казачье царство иметь, с казацкими свычаями древними, с вольной волей казацкой, и чтобы столицей нашей был вольный город Оренбург. Вот как, ваше величество, старики наши и всё казачество желало бы. Да ведь и сам ты, батюшка, пленных солдат в казаки писать повелеваешь. Да и в армии своей ты не регулярство, а казацкое войсковое строение заводишь, согласуемо обычаям древним. Об чём ещё деды наши при Степане Тимофеиче Разине мечты имели!
- Не толико ваш край, а и всю Россию я чаю в казаки поверстать, сказал Пугачёв.
- А уж это как придётся, - боднув головой, не утерпел съязвить сухощёкий, плешивый Митька Лысов. - Вон и Разин Степан оное мечтание держал, а что сталось?
Пугачёв с неприязнью покосился на него.
Падуров крутил и покусывал свои молодецкие усы, затем сказал в сторону Шигаева:
- Врага нужно поражать в сердце, Максим Григорьич. А твой Оренбург ноги.
- Нет, не ноги, Тимофей Иваныч, нет, не ноги, - обидчиво ответил Шигаев и покашлял. - Петербург с Москвой есть голова, а Оренбург - сердце. Ведь за Оренбургом-то вся Сибирь лежит...
- Оренбург погоды не делает, да и сделать николи не сможет. Оренбург окраинская сторона, и не в Оренбурге суть, - с дрожью в голосе высказывал Падуров.
- Обидно слышать это от тебя, Тимофей Иваныч, - заговорили вокруг с упрёком. - Ведь ты сам казачьего роду-племени, а балакаешь, аки москаль какой.
Стало тихо. На дремавшего Чику напала икота. Он выпил ковш воды и смочил голову.
- Ну, а ты, стар человек, как полагаешь? - нарушив молчание, спросил Пугачёв есаула Андрея Витошнова.
Скуластый сухой старик с седоватой бородой, посматривая исподлобья на Пугачёва, робко ответил: