- Есть, ваше высокопревосходительство, - охотно и в то же время с удивлением ответил Тимашёв, подумав: "Что за штучку хочет ещё выкинуть милейший Иван Андреич?" - Этого добра хоть отбавляй.
- О! Отбавляй мне, душенька, какого-нибудь сукина кота, рвана ноздря.
- Да вот - Хлопуша, ваше высокопревосходительство, - сказал Тимашёв. - Два раза в Сибири бежал, воровал и разбойничал в пределах Оренбургской губернии, четыре раза бит кнутом, ноздри рваные, на роже поставлены знаки. Он некогда и в моей вотчине работывал подёнщиком, в сельце Никольском. А ныне оный каторжник Хлопуша содержится в нашем остроге, скованный по рукам, по ногам.
- О! О!.. Клопуша...
Через час перед губернатором стоял очень высокий, плечистый, сутулый, с изуродованным лицом человек в железных кандалах. Взлохмаченные волосы на голове и в бороде - цвета грязной мочалы, глаза белёсые, холодные, на лбу и щеках клейма: "В. О. Р.". Нос повязан тряпицей.
- Здорово, Клопуш! - бодро поздоровался губернатор, с омерзением присматриваясь к человеку и в то же время радуясь в душе, что этот сильный отъявленный злодей лучше всех исполнит мудрейшее губернаторское поручение. - Ну, какафо, сукин кот, поживайте?
- Да срамно, ваше превосходительство, - глухо прогнусил Хлопуша. Сырость, темень, жратво собачье... с тухлятинкой.
- Малядец, малядец, Клопуш, - кончики ушей и полные, отвисшие щёки Рейнсдорпа раскраснелись. Он встал, сунул руки назад, под скошенные фалды кафтана, прошёлся взад-вперёд и, остановясь перед Хлопушей, крикнул:
- Ты свободна! Я тотчас прикажу снять с тебя эта... эта... цепочечка. Ты свободна! В острог больше не ходить будешь... Полный свобода!
Хлопуша, гремя кандалами, повалился Рейнсдорпу в ноги:
- Батюшка... Отец, отец... - голос его сорвался: закованный в железо человек до самозабвенья любил волю.
- Встань, сукин кот Клопуш. Хочешь мне слюжить?
- Ой, батюшка, ой, ваше превосходительство! Да с полным моим усердием...
- Слюшай, знаешь ли ты про злодея Вильгельмьян Пугашов?
- Нет, батюшка, не слыхивал. Ведь я в остроге без выпуску сижу.
Тогда губернатор кратко рассказал о Пугачёве, похитившем имя покойного государя Петра Фёдорыча и угрожавшем нашествием со своей толпой на Оренбург.
- Ах, он змей! Ах, он варнак!.. - и Хлопуша, в припадке притворного усердия, затряс кулаками, зазвенел железами. - Прикажи, ваше превосходительство... Да я его... варначину! Убью и не крякну!.. Ах, он сволота несчастная!..
- Так-так-так, так-так-так, - как селезень, покрякивал губернатор, восхищённый горячей готовностью каторжника. - Слюшай, Клопуш... Убить не надо. А ты его живенького... на верёвочка, на цепочка, ату-ату. Схватывай и маленько тащи-тащи сюда. За сей подвига трёхсот рублей получишь... Больше, больше! Пятьсот рублей. И полный оправдань... В капрал произведу! От государыни императрисс медаль получишь. Ещё чего, ещё чего... облизывая губы, возбуждённо тараторил губернатор и с победоносным видом бросал многозначительные взоры на сидевших за столом четырёх начальников, дескать, учитесь, как нужно обращаться с простым людом, видите, видите даже самый закоренелый преступник стал смирён, как овечка.
- Ты мне, батюшка, деньжат малую толику дай, ваше превосходительство... Да дозволь перво к бабе моей сходить, она недалечко тут, в Берде.
- На, на, на, Клопуш... Вот тебе рубль, вот три, вот пять, вот десять рублей. Будет?
- Премного довольны вами, ваше превосходительство, - и Хлопуша, ужав деньги в огромную горсть, низко поклонился Рейнсдорпу.
- Момент!.. Бабочка твоя... как это, как это? - подарка... Адъютант! Але-але, - и, мотнув головой адъютанту, чтоб следовал за ним, он шустро пошёл во внутренние покои.
- Комедия, - сказал негромко директор таможни, толстобрюхий Обухов, и, потащив за собою суконную скатерть, стал неуклюже вылезать из-за стола.
- Н-да, прожектец, - подмигнув, поднялся за ним начальник артиллерии Старов-Милюков.
Тимофеев и обер-комендант Валленштерн продолжали сидеть за столом, внимательно посматривая на страшного Хлопушу. Лицо преступника казалось неподвижным, но наблюдательный Валленштерн подметил, что его белёсые глаза лукаво поблёскивали, как бы насмехаясь и над губернатором, и над бывшими здесь господами. Непринуждённо почёсываясь, Хлопуша чувствовал себя великолепно, хотя ему не совсем ещё верилось в незыблемость счастья, столь внезапно свалившегося на его отпетую голову. Два конвойных солдата, справа и слева от него, стояли с ружьями не шелохнувшись.
- Клопуш, Клопуш! - ворвался чрезмерно возбуждённый губернатор в сопровождении адъютанта, тащившего под мышкой кусок шерстяной ткани. - Вот это, мой миленький, твоя бабочка от меня подарок.
- Премного благодарны, ваше превосходительство, - и обрадованный Хлопуша во всё лицо так широко заулыбался, что тряпица приподнялась, обнажив чёрный провал на месте носа.
Губернатор с брезгливостью отпрянул от него, уткнулся лицом в надушенный платок, затем велел адъютанту, чтоб тот передал Хлопуше четыре пакета.
- Тут, миленький Клопуш, указы о злодей Пугашов и увещательный письма к инсургентам. Один пакет отдавай яицким касакам, другой - илецким, третий - оренбургским, а четвёртый - давай в ручки сам Вильгельмьян Пугашов. Всем будешь рассказывать, что он не государь есть, а беглый касак. Паньмайт?
- Понимаю, батюшка... Много довольны.
Хлопуша, чтоб не спутать, кому какой пакет вручить, рассовывал их по разным карманам, погромыхивая цепями и приговаривая:
- Этот яицким, этот ренбургским...
- Итак, Клопуш... Я и господа начальство, и весь народ станем дожидай тебя с Пугашов три-четыре дней.
- Уж поверь, батюшка, уж сполню!
- Господин адъютант, распоряжайтесь расковать Клопуш, дать ему полная свобода. Прощай, миленький сукин кот Клопуш, да сохраняйт тебя сам господь бог.
Хлопуша крякнул, поклонился и пошёл, цепи загремели. Губернатор облегчённо, всей грудью, сделал "уф-фу-фу" и для очистки воздуха приказал зажечь в комнате ароматные курительные "монашки".
- Ну-с, господа! - важно отставив ногу, затянутую в белый нитяный чулок, и выпятив брюшко, губернатор пытался придать своей особе осанку испытанного хитрейшего вельможи. - Убедились ли ви, что я кой-который панимаю обращеньи простой народ?