- А сам Беспалов показал... Как присудил народ покончить с ним, он на колени, да и ну каяться.
- Народ, говоришь, присудил-то? - вскинул Пугачёв голову.
- Народ, народ, ваше величество! - воскликнул Яков Антипов. - Весь работный люд... Уж очень большая охота у мастеров да работников угодить тебе, царь-государь, пушек да мортиров-то поболе отработать...
- А с немцем Мюллером как? - прищурив правый глаз, по-строгому спросил Пугачёв.
- Сохранили Мюллера мы. Хоша народ и шумел "повесить немчуру", да я не дозволил.
- То-то же, - и Пугачёв с шумом передохнул. - Немца, ежели он знатец дела, обласкать надо. Покличьте-ка его.
Побежали за Мюллером. Антипов сказал:
- У него, у немца-то, голова дюже смекалистая... Ведь по его плантам пушки да мортиры-то делались, кои перекидным огнём палят. Правда, что не он один, а с ним вместях другой знатец работал, наш...
Явился тучный шихтмейстер Мюллер. Он нёс перед собой тугой живот, подпёртый толстыми ногами в клетчатых коротких штанах, шерстяных чулках и грубых башмаках с медными пряжками. На плечи небрежно накинутая, тоже клетчатая куртка-распашонка. Лицо круглое, наливное, глазки плутоватые, с усмешкой. Длинные рыжие волосы на концах завиты в локоны. В зубах дымит трубка. На ходу немец задыхается. Вошёл и со спесью небрежно кивнул головой.
- Здравствуй, Карл Иваныч, - произнёс Пугачёв, воззрившись на немца.
- Мой - Генрих Мюллер, - хрипло промямлил мастер, не выпуская изо рта трубки.
В русских придворных делах он разбирался плохо, однако знал, что Екатерина свергла Петра III с престола. А вот ныне будто бы свергнутый царь снова появился и ведёт войну против царицы. По крайней мере так толкуют заводские работники, но главный приказчик Беспалов когда-то говорил ему, что оный человек, обложивший со своим сбродом Оренбург, есть беглый каторжник, лжецарь Пугачёв. Мюллер поглядывал на Пугачёва и гадал: кто он?
Пугачёв в упор с любопытством и строгостью посмотрел на немца. Тот несколько поёжился, стал усиленно попыхивать трубкой.
- Умеешь ли по-англицки, Карл Иваныч? Либо по-гишпански? приосанившись и покручивая ус, спросил Пугачёв.
- Нет, Генрих Мюллер говорит только по-немецки и маленько по-русски.
- В таком разе балакай по-русски, как умеешь, - сказал Пугачёв, скользом взглянув на Горбатова, внимательно следившего за разговором. Отвечай: знаешь ли, что я - Пётр Фёдорыч Третий, царь всея России?
- Нет, не знайт, - потряс головой и щеками немец.
- Ну, так знай! - с сердцем сказал Пугачёв. - А когда этак мне русский человек ответствует - не знаю, мол... так я, чуешь, приказываю тому человеку голову рубить! - И Пугачёв пристукнул ребром ладони по столу.
Позади Емельяна Иваныча стоял широкоплечий Идорка, увешанный кривыми ножами, и свирепо смотрел в густо покрасневшее, щекастое лицо немца. Мюллер явно испугался слов царя и задышливо произнёс:
- Мой голова рубить не можно есть... Голова Генрих Мюллер подданный великий король Фридрих Прусский.
- А ты не фырчи... Не то, мотри, у меня недолго и с перекладиной спознаться... Тогда узнаешь, чей ты верноподданный... Ты, с Беспаловым сговорясь, вред чинил моему императорскому делу... - сказал Пугачёв, пронзая Мюллера суровым взором.
Немец, хорошо понимавший по-русски, открыл рот и покачнулся. Затем выхватил изо рта дымящуюся трубку и, выбив её о каблук, поспешно сунул в карман. Лицо его вытянулось, окаменело. Подметив его замешательство, Пугачёв сказал помягче:
- Ну, Карл Иваныч, как ты угодил мне своими пушками, кои под Оренбург присланы были, я все твои вины передо мной прощаю. Пушки новые есть?
- Есть два пушка, два мортир, кайзерцар...
- Приготовься назавтра пробу учинить. Иди, Карл Иваныч.
Генрих Мюллер, потеряв спесь, шаркнул ногами вправо, шаркнул влево, дважды притопнул каблуком, изогнулся корпусом вперёд, подобрал брюхо и с подобострастием на лице выпятился оттопыренным задом в дверь.
Все с весёлостью заулыбались, посматривая на "батюшку".
2
- Ну, Горбатов, докладай таперь, - приказал Пугачёв офицеру.
Заглядывая в свои записи, Горбатов начал:
- Итак, Воскресенский завод был основан тридцать лет тому назад симбирскими купцами братьями Твердышёвыми. Этот завод, как и многие заводы, стоит на башкирской земле. Выпытав у простодушных башкирцев, где имеется медная руда, они облюбовали возле этого места огромный участок земли, ни много ни мало, как в пятьдесят тысяч десятин, с медными богатствами и высоким строевым лесом. За всю эту землю они умудрились заплатить хозяевам её, башкирцам, всего четыреста рублей, то есть меньше одной копейки за десятину.
- Во-во! - проговорил Пугачёв, обжигаясь горячим чаем. - Мне об эфтом самом и полковник Падуров, бедная головушка, когда-то сказывал.
- Яман, яман, дермо дело! - закричал тонким голосом Кинзя Арсланов и стал лопотать наполовину по-башкирски, наполовину по-русски.
Толмач Идорка, переводя его речь, говорил, что купцы спаивали башкирских старшин вином, одаривали их разными вещичками и подсовывали им купчие. Старшины в пьяном виде ставили на купчей свою тамгу (подпись), и законная сделка таким образом считалась совершённой.
Кинзя Арсланов через переводчика сказал:
- Поэтому наша башкирь и пошла к тебе, бачка-осударь... За правдой пошла, верит, что ты обидчиков нашего народа покараешь, а землю опять вернёшь первоначальным хозяевам, значит, нам, башкирцам.
Пугачёв подумал, подвигал бровями и, обратясь к переводчику, проговорил:
- Перетолмачь: мол, с землёй дело прошлое; что с возу упало, то пропало. А то выходит, - лежит собака на сене, ни себе, ни людям. Стой, погоди, Идорка! Насчёт собаки не перетолмачивай, а толкуй тако: ныне, мол, завод со всеми землями в нашу государеву казну отошёл, а земля для завода так и так нужна. Уж пусть башкирцы не прогневаются, им той земли хватит, коей владеют. И ещё башкирцы пускай ведают, что без государевых заводов России не стоять: заводы пушки с ядрами льют, оружие сготовляют. А то придёт враг со стороны и заберёт всю землю - башкирскую и русскую. А без русского народа малым-то народцам где устоять? С них, с бедных, враг шкуру-то до рёбер спустит, ни земли, ни лошадей, ни жилища не оставит им. Сам на всю землю сядет и распространится. Горе тогда всем вам, малым! Будете, как желторотые птенцы в брошенном гнезде, когда орёл с орлицей застрелены. Ты только покрепче подумай, Кинзя Арсланыч, да и сородичам расскажи своим. Вот заводчики, разные там Твердышёвы да Демидовы, замест пользы один вред приносили вам, обиды да притеснения сотворяли башкирскому люду простому. А я тебе, Кинзя, говорю своим великим царским словом впредь этого не будет. Кто башкирцев на заводской земле обижать станет, голова тому будет рублена!