К заводским, окованным железом воротам подходил обоз: поскрипывали телеги, отфыркивались лошади. Забрякало железное у ворот кольцо. Привратник прокричал:
- Кого бог даёт?
Из голубоватой сутемени загалдели:
- Углежоги с угольком!.. Да ощё известкового камня на сорока возах. Отворяй, Макарыч!
Ворота распахнулись. Обоз потянулся к складам, часть телег стала разгружаться возле литейной мастерской. Старший обозный и ещё два углежога вошли в мастерскую, а вместе с ними пробрался туда и Пугачёв. Он был в будничной казачьей сряде, с простоволосой головой. Мастеровые люди литейщики и сварщики - за недосугом встречать с народом "батюшку" не выходили и поэтому не знали, каков он из себя.
- Любопытствуешь, господин казак? - спросил его пожилой мастер в больших очках с синими стёклами.
- Любопытствую, - ответил Пугачёв, - из государевой армии я.
- Не заспалось, должно?
- Не заспалось, братец.
- Слых есть - быдто царь-отец самолично завод станет осматривать со всеми нашими фабричками.
- Похоже - будет. А ты кто таков сам-то, в какой должности?
- А сам я первой руки токарь по меди, Осиноватиков. А ныне надсмотрщиком поставлен. Я с семейством из выкликанцев, по вольному найму, из государева экономического села. Да отойдём, казак, к сторонке, вот тут, в уголке-то, столик мой, я тебя молоком угощу. Желаешь?
Они сели у засаленного, прокоптелого стола, возле которого тускло горел на стене масляный фонарь, стали пить густое молоко, прикусывая ржаной духмяный хлеб.
- Добрецкое молоко, - начал Пугачёв. - Вот и коровка у тебя. Стало, живёшь в достатке?
- Две коровы, да две тёлки, да лошадь, ну там, овцы, свиньи, куры с утками.
- Ишь ты! Должно, изрядно зарабатываешь?
- Да как сказать, - ответил Осиноватиков, снимая синие очки. - Нас в семействе шестеро работников-то: я с братаном, да два сына наших, да ещё отец, да дедушка, все получаем заработку в год триста двадцать пять рублей серебром, то есть, ежели расчесть, по пятнадцать копеек на день на каждого...
- Что же, маловато тебе, ай нет? - спросил Пугачёв, прищуривая правый глаз.
- Да нет, господин казак, - откликнулся мастер. - Оно и не так мало на поверку-то... Ведь ржаная мука пятнадцать копеек пуд, стало быть, мы по пуду на день зарабатываем, кажинный человек. А как полковник Зарубин-Чика Иван Никифорович от государя на наш завод был послан, он всем нам надбавку добрую учинил по вышнему царскому приказу.
- Как у вас новый управитель-то, Яков Антипов-то? - спросил Пугачёв.
- Да ничего... Только дюже строг. Правда, что не штрафует и по зубам не бьёт, а требовать дело - требует.
- Он царские антиресы блюдёт, - сказал Пугачёв, - ведь, поди, ныне работаете не на купца.
- А мы нешто не понимаем. Да мы и ране работали не худо, на Турецкую войну лили не мало пушек-то. Мы с понятием. И совесть в нас есть.
- Ну, а скажи ты мне без утайки, мастер, раз вы, работные люди, добропорядочно живёте, так почто же себе заступника народного поджидаете, избавителя?
- А вот пошто, господин казак, слухай, - проговорил надсмотрщик, ласково коснувшись рукой колена Пугачёва. - Первым делом редкие зарабатывают, как я. А много работных людей получают по семь да по пять копеек на день. Так тут не до жиру. Что получишь, то и проешь. А взять коренного мужика. Хоша мужик и живёт во множестве своём не вовсе голодно, одначе промеж крестьянства и бедности достаточно и земли у многих маловато. Только, говорю, не об этом крестьянство думушку свою думает, а думает о том, что несносные обиды ему творятся, от коих весь мир крестьянский стонет. Мужик человеком восхотел быть, вот что!
- Верно, верно! - с горячностью воскликнул Пугачёв, а надсмотрщик продолжал:
- Вот поэтому-то и бунты повсеместные, всё крестьянство государя ждёт, такожде и по заводам. Добёр ли до нас, сирых, государь-то, господин казак?
- К барам строг, к народу-труднику - милостив.
В это время дверь распахнулась, раскачивая крутыми плечами, вошёл управитель Антипов.
- Ну-ка, плавка готова? Скоро ли выпускать?
- Нет ещё, Яков Антипыч, - сказал, подымаясь ему навстречу, надсмотрщик. - Часика этак через два...
- Ой, ваше величество! Так вот ты где... А мы-то тебя, свет наш, ищем, - удивлённо воскликнул Антипов, приметив сидевшего у стола под фонарём Емельяна Пугачёва.
- Что?! Так это кто же будет? - перепуганно забубнил надсмотрщик, лицо его вытянулось.
- Это владыка наш! Пётр Фёдорыч Третий, - торжественно сказал Яков Антипов.
Надсмотрщик суетливо подскочил к поднявшемуся Пугачёву и кувырнулся ему в ноги.
4
На другой день рано поутру Пугачёв с Яковом Антиповым и мастером Петром Сысоевым, заседлав коней, направились на ближайшие медные рудники, верстах в пятнадцати от завода. Рудники разрабатывались здесь открытыми шахтами от 5 до 25 сажен глубиной. Пугачёв видел, как руду засыпают в большие бадьи и вздымают наверх на ручных "валках". Этот рудник иногда затопляло. Для водоотлива была устроена "водяная машина", приводимая в движение конной тягой.
- Оные машины на Урале новшество. Твердышёвы первые ввели, - говорил Антипов. - На прочих заводах медная руда из рудников идёт прямиком на завод. А у нас тут другой обряд, тоже Твердышёвы завели.
- Какой же? - спросил Пугачёв.
- А вот вздымемся на пригорок. Оттуль видать.
С пригорка им открылся вид на широкую поляну с площадкой посредине. Площадка была черна, она походила на место пожарища. Здесь производился предварительный обжиг руды в открытую, чтобы сделать её мягкой, годной к проплавке.
- По первоначалу разжигают кострище из сушняку и в огонь руду валят, - пояснил Антипов. - Дело обжига, ваше величество, тяжелое, опасное. И работы эти зовутся "огневыми".
- При обжиге, - сказал Пётр Сысоев, - руда исходит ядовитым газом, самым зловредным для здоровья. Газ по земле стелется, и, ежели его погоняет ветерком на открытую шахту, рудничные работники с рудников бегут без оглядки... А то - смерть неминучая.
От сернистых газов погибали не только люди, но и всё живое, вплоть до птиц, пчёл и растений. Весь лес, даже сосны, пихты, ёлки на большое пространство вокруг стояли оголёнными, без листвы и хвои.
- Когда руду здесь обожгут, - продолжал мастер, - привозят её на завод и разбивают по сортам. А крупные-то куски в толчее толкут да в мелкий порошок перемалывают. А после того заготовляют "флюс": это известной камень, белая глина да песок. Перемешают всё с дроблёной медью, получится "шихт". Ну, а теперича, батюшка, поедемте не то на завод к домницам.