- К ручейку ба, к водичке ба, - бормотал он, сбрасывая с себя липкую сметану. Три лохматые собаки облизывали его штаны, лапти, рубаху.
- Присядь, Ванюха, либо ляг на луговину, - в шутку советовали ему, склонись к собакам-то.
Ванька сел на землю. Собаки в момент умыли его начисто. Он засмеялся и сказал:
- Ну, маленько я его не уцепил, два раза в зубах был, дьявол...
- Дозвольте! - вылез из толпы другой парень. За ним в очередь встали ещё три парня. Потеха продолжалась при общем хохоте и с той же неудачей. Сметана убывала, чашу довелось восполнить. Рублёвик, словно заколдованный, лежал на дне. Бородачи в игру не встревали, им казалось зазорным топить в сметане бородищи. Вот подошёл к чаше кривоногий, длинноносый мужичок с козлиной бородкой и сказал: "Мы жалаем".
- С твоим ли, Вася, носом? - зашумели весёлые зеваки. - У тя нос-то как у журавля. Упрётся!..
Но Вася набожно перекрестился, погрузил голову в чашу и быстро вытащил зубами рубль. - Матрён! - крикнул он. - Получай!.. - Матрёна взяла рубль. Мужичок сказал: - Давай ещё! И харю утирать не стану. - Емельян Иваныч с готовностью передал второй рублёвик. Мужичок нырнул и снова ловко вытащил, как собака тащит из болота утку. - Матрён! Огребай деньги! Матрёна радостно улыбалась и творила про себя молитву: ведь эстолько денег дай бог за месяц заработать.
Когда счастливый мужичок достал из чаши четвёртый рублёвик, завистливая толпа и смеяться перестала, послышались недоброжелательные выкрики:
- Он, носатый дятел, с чёртом знается!
А Ермилка, обратясь к Пугачёву, сказал:
- Ваше величество, этак-то я сотню рублёвиков мог бы выловить. Дело бывалое. А вот, дозволь! - И, пошлёпав губами, Ермилка закричал в толпу: Эй, народы! Зубами всякий дурак вытащит, хитрости в том нет. А надо эвот как! - Он прихватил обеими руками чубастые волосы свои и засунул лицо в сметану. Зрители разинули рты, замерли. И вот вскинулось вверх ермилкино лицо: рубль не в зубах у него, а возле глаза: казак умудрился зажать его между бровью и щекой. Вся толпа ахнула, принялась выкрикивать Ермилке похвалу. Похвалил его и Пугачёв. В это время ребятишки закричали:
- Миша пришёл! Миша пришёл!.. Миша, пошто ты такой маленький?
- Бог росту не дал, - пищал тот, пробираясь к государю.
- Что, Миша, пехтурой, никак? - спросил его Емельян Иваныч.
- Пешёчком, ваше величество... Лошадки подходящей нетути. Обнаковенный коняга сразу сомлеет подо мной.
- Ну, и крепок ты... Вино-то не сборило?
- Водичка и водичка.
- Канат тащите, канат! Перетягу устроим! - шумел Шундеев.
Меж тем Миша, закинув руки за спину и чуть ссутулившись, не спеша пошёл по луговине, улыбчиво посматривая на мужичков своими медвежьими глазками. Мужики, зная его повадку, опасливо сторонились от него: бросил он взгляд на Митродора, Митродор нырнул в толпу, взглянул на Карпа, Карп скорей в толпу. Вдруг он круто повернулся, сгрёб в охапку зазевавшегося мужичка-брюханчика и с лёгкостью швырнул его вверх. "Караул!" - благим матом завопил брюханчик и упал в мягкие ладони Миши. "Ура!" - заорала толпа.
- Становись, становись к канату! - И вот десяток крепких мужиков, поплевав в пригоршни, вцепились в конец длинного каната, другой же конец схватил правой рукой Миша Маленький. Началась игра в перетягу. Миша стоял к своим противникам правым боком, немного откинувшись назад и заложив свободную левую руку за спину. Он, казалось, не делал никакого усилия, легко сопротивляясь натужливому старанью своих противников.
- Надбавь ощо! Давай ощо столько жа! - прокричал Миша.
К канату бросились на подмогу мужики и парни... Канат натянулся до отказа и дрожал, как приведенная в колебание струна. Стал слегка дрожать и Миша, его глядевшие исподлобья узенькие глазки раздвинулись пошире, он покруче откинулся назад. Тут из толпы вышел широкоплечий кряжистый старик в овчинной шапке, он вцепился в канат и загайкал на весь лес:
- Ай-ха!.. Давай, давай, православные! Надуйсь!..
Миша Маленький сразу почувствовал богатырскую силу казака. Сдёрнутый с места, он, подаваясь помаленьку вперёд и стараясь удержаться, пахал землю каблуками.
- Ай-ха!.. Тяни-тяни-тяни! - шумел старичина, за ним дружно подхватывал народ: - Ага, Миша!.. Сдал?!
Но Миша вдруг остановился, схватил канат обеими руками, стиснул зубы и весь напружился. Круглощёкое лицо его сделалось напряжённым, злым, огромные кисти рук стали красны, как клешни варёного рака. Канат гудел, толпа противников, выбиваясь из сил, орала. А Миша Маленький всё-таки ни с места. Тут откуда ни возьмись пьяненький отец Иван. Путаясь ногами в длинной рясе и поблескивая на солнце наперсным крестом, он вшаг подошёл к канату, схватился за его конец и закричал:
- Низложу сильные со престол! - стал внатуг тянуть его.
Вдруг Миша весь затрясся, широко разинул рот и выпустил канат из рук. И все, кто держался за другой конец каната, разом кувырнулись вверх лаптями. В толпе взорвался хохот.
Пока шло игрище, Емельян Иваныч с Антиповым, сев на коней, осматривали деревню Александровку.
- Деревня обширная, - сказал Антипов. - Мужиков поболе тысячи сволочилось сюды со всех местов, и народ добропорядочный. А хозяева, Твердышёва братья, вишь каких хлевов людям понастроили.
Действительно, серенькие, подслеповатые избёнки в одно оконце были понатыканы кой-как, без всякого тщания и смысла. Большинство изб стояло без труб, они топились по-чёрному и мало походили на жилище человека. А между тем кругом высились заросли строевого леса, уж где-где, а здесь-то вся стать быть крепко рубленным высоким хатам с расписными воротами, тесовыми кровлями. И люди жили бы тогда по-другому, в чистоте и просторе, и зазвучали бы по лесам, по заводам бодрые, веселящие душу песни. Но этим людям лишь во сне, как туманное воспоминание, грезится сытая, весёлая жизнь - жизнь господ, которые когда-то продали их на чужбину. И они продолжают тянуть ярмо своё. Втайне они думают, что живут здесь временно, что, может быть, завтра погонят их в Сибирь, перебросят на другой завод или продадут другому господину. Поэтому у них нет и прицепки к жизни, и живут они, словно стая перелётных птиц, от весны до холодов, чтоб бросить свои постылые гнёзда и лететь дальше, неведомо куда.