К началу мая скопилось у Пугачёва до пяти тысяч народу. И вот он выступил по направлению к Верхне-Яицкой дистанции, туда, где его меньше всего ожидали. Из четырёх крепостей этой дистанции самая большая была Верхне-Яицкая. Пугачёв прошёл мимо: он знал, что всякий его неуспех мог гибельно отразиться на его деле, тогда как удача в овладении той или иной крепостью могла склонить на его сторону даже и то население, которое находилось в положении выжидательном.
И Пугачёв, подойдя к более слабой - Магнитной крепости, окружил её. Тем временем Военная коллегия послала строгий указ Белобородову, в коем указе: "наистрожайше определяется с получением сего тот самый час выступить и секурсировать под Магнитную к его величеству в армию с имеющейся при тебе артиллериею".
Комендант крепости Магнитной капитан Тихановский, при содействии гарнизона и жителей, успешно до вечера отбивал все атаки наступавших.
У пугачёвцев было мало пушек. В последнем штурме вёл войска на приступ сам Пугачёв.
- Грудью, грудью, детушки!.. Эх, тряхни!.. - подбадривал он свою рать.
В разгаре боя он был ранен картечью в левую руку. Его отвели в кибитку. Встревоженный Андрей Горбатов осмотрел руку - кость цела - и, как умел, перевязал её.
С наступлением ночи, разделившись на пять отрядов, пугачёвцы близко прокрались к деревянным заплотам. Во тьме они зорко следили, как зажжённый вражеский фитиль "подносился к выстрелу", и разом падали ниц. Затем, когда пушки выпускали снаряд, осаждающие, вскочив, мчались к заплотам, дружным натиском быстро ломали их. И к утру, после упорного боя, ворвались в крепость.
Капитан Тихановский с женой и жена убитого поручика были повешены.
На следующее утро, а именно 8 мая, в стан явился Белобородов с отрядом в шестьсот человек, главным образом заводских крестьян. Вскоре он был позван к Пугачёву в его обширную кибитку (юрту) белой кошмы, разукрашенной узорами из разноцветного сафьяна. Пол кибитки и тахта - в дорогих коврах. Белобородов с душевным трепетом подошёл к кибитке. Он знал, что на него были царю доносы, что царь на него в гневе.
Дежурный Давилин при входе отобрал от Белобородова всё оружие, оставив ему лишь палку с завитком, на которую тот опирался. Белобородов ещё более оробел.
В кибитке, куда он с яркого света вошёл, дремал полусумрак, мешавший прибывшему рассмотреть выражение государева лица. Он сразу же опустился перед Пугачёвым на колени и уткнулся лбом в ковёр. С левой рукой на перевязи, Емельян Иваныч сидел в кожаном кресле. Невзирая на вчерашнее ранение, он был бодр и весел - крепость взята с боем, а Белобородов привёл шесть сотен молодцов.
- Встань, Иван Наумыч, - обратился он к Белобородову и насупил брови. - Скажи мне, - отделиться ты от меня хотел, чтобы своевольничать. Не гоже это!
- Облыжно оклеветали меня, ваше величество, - опираясь на палку, поднялся Белобородов. - Как служил вам верой и правдой, так и по гроб служить намерение твердое имею. А это я знаю, кто это, - Шибаев* казак клеплет на меня.
_______________
* Фамилия, созвучная с фамилией М. Г. Шигаева. - В. Ш.
- Верно, он... Стало, ты не супротивник мне? Не злоумышлял против меня, государя своего?
- Ваше величество! - ударил Белобородов кулаком себя в грудь. - Я весь перед вами. Верьте мне! И дозвольте молвить...
- Сказывай, Иван Наумыч. Эй, Давилин, подай-кось сюда какое не то стуло! Ну вот, садись, атаман, да сказывай.
Ободрённый милостивым обхождением, Иван Наумыч сел, выпрямился и, опираясь на клюшку, стал кратко, но толково докладывать о всех делах своих. Пугачёв попутно ставил ему вопросы, Белобородов по-умному отвечал на них. Беседа тянулась долго. И вот она идёт к концу.
- В бытность же мою на Саткинском заводе прислан от вашего величества в помощь мне атаман из бывших унтер-офицеров, дворянин Михайло Голев. А как я увидел, что тот Голев стал делать непорядки и пьянствовать, то, сковав его, отослал обратно к вам.
- Голев Михайло под Татищевой убит, - вздохнув, молвил Пугачёв.
- Царство ему небесное, - перекрестился Белобородов. - А когда пришёл я в Нижние Киги, явились ко мне из вашей армии два казака да атаман. Казак по тайности донёс мне, что они все трое отложились от вас и прибыли ко мне с увещательным князя Щербатова указом отвращать людей от вашего величества. Тех двух казаков да атамана я велел повесить.
- Гарно, - сказал Пугачёв, и суровые складки над его переносицей распрямились.
- Вскорости после того прибыл от вас илецкий казак есаул Иван Шибаев, он привёз приказ двигаться мне под Магнитную крепость, а сам уехал обратно. Меня подзадержало с выступлением разлитие рек, все дороги рухнули. Довелось ждать. И вот получаю я от жителей Шайтанского завода известие, что Иван Шибаев в оном заводе хозяйский дом разграбил, у жителей лошадей и сёдла отобрал, почему я и послал следом за ним команду в сто человек поймать его и заковать. Прибыв и сам туда, я уведомился, что Иван Шибаев скован, что он послал на меня вашему величеству рапорт, будто бы я хочу-де от вас отложиться. Тут я в гнев вошёл, огрел вот этой самой клюшкой Шибаева Ваньку по морде и под караулом препроводил его к вам, батюшка.
Пугачёв встал, обнял правой здоровой рукой поднявшегося Белобородова и по-братски поцеловал его в щёку.
- Будь и впредь верен мне, Иван Наумыч, спасибо тебе за службу твою.
Он вынул из кармана большую медаль - рубль Петра Первого с припаянным ушком и красным бантом - и, наморщив нос, приколол её на грудь Белобородова. Поймав царскую руку, тот облобызал её.
- Давилин! - позвал Пугачёв. - Подай нам с атаманом по чарке сладкой водки.
По выходе Белобородова из кибитки к нему просунулся Фёдор Чумаков и, оглаживая широкую, как новый веник, бороду, тайным шепотом спросил его:
- Узнал ли ты государя? Ведь в Питере видывал его, поди, не раз.
Щёки Белобородова вспыхнули, сердце защемило; помедля, он твёрдым голосом сказал:
- Узнал.
- Гм, - неопределённо гукнул Чумаков и подёргал себя за нос.
...И - радость за радостью. Явились в стан без вести пропавшие: Овчинников, Перфильев, Пустобаев - старые верные друзья, испытанные соратники! Овчинников привёл с собой триста яицких казаков да двести заводских работных крестьян.
Встреча была самая душевная. Емельян Иваныч рад был на особицу. Ещё бы! Его боевой любимый атаман Овчинников вернулся из опасного похода цел-невредим. Все трое по очереди валились Пугачёву в ноги, спрашивали наперебой: "Рученька-то, рученька-то у тя што?" Богатырь Пустобаев, уже успевший "клюнуть", обливался слезами. Так встречаются долго не видавшиеся любящие братья или отец с дорогими его сердцу сынами. Тут уж, хочешь не хочешь, надо было батюшку угостить и самим угоститься.