— Хорошо, спасибо, — промолвила Барбара Роули, как будто сообщая нечто чрезвычайно важное.
Она перевела взгляд на Эми:
— Извини, я забыла твое имя.
— Эми.
— Ах да, конечно Эми, — все так же улыбаясь, повторила Барбара, — ты ведь учишься с моим Флипом?
— Да, мы в одном классе по математике. — Эми опустила глаза на руку в перчатке, сжимающую баночку оливок.
— Что вы делаете сегодня вечером, милые дамы? — При этих словах брови Барбары Роули довольно нелепо подскочили вверх.
Этот вопрос о вечере застал обеих врасплох, мать и дочь ощутили даже не укол — пощечину и беспомощно уставились друг на друга. Да и как могло быть иначе? Разве не пощечину нанесла им эта расфуфыренная дамочка с банкой оливок в руке, словно насмехаясь над ними?
— Да всякую всячину, — ответила Исабель.
Повисло неловкое молчание. По их вине, конечно, потому что Эми была уверена, что, будь на их месте кто-то другой, разговор не был бы столь тягостным для Барбары Роули.
— Что ж, приятного вам вечера, — сказала Исабель, взяла у Эми тележку и покатила ее прочь.
— А она красивая, — заметила Эми, беря с полки крекеры с ореховым маслом и желе для ланча со Стейси. — Ты так не считаешь, да? — Эми не унималась.
Исабель положила в тележку пакет фарша и свернула в другой отдел.
— Видишь ли, я полагаю, — тихо ответила она, — она понравится тому, кто любит внешний фальшивый лоск, обилие косметики. Лично мне она не кажется красивой.
Эми стояла, ссутулившись, пока мать складывала в тележку консервированную свеклу. Она-то любила косметику. Она бы очень не прочь накраситься, и поярче. И духи она тоже любила, ей так хотелось бы оставлять за собой в воздухе душистый шлейф.
— Я имела в виду, что без косметики она была бы красивее.
Ее встревожил угрюмый взгляд, брошенный матерью в сторону сухих завтраков.
— У нее сегодня, наверное, гости, — сказала Исабель, косясь на коробку злаковой смеси. — Подаст оливки на серебряном блюде и расскажет, что, мол, встретила сегодня Исабель Гудроу, ту самую, что украсила церковь осенними листьями и хризантемами, и они слегка позубоскалят на мой счет.
Как же Эми забыла. Ведь Барбара Роули здорово обидела мать в тот день, сразу после службы, когда они пили кофе в подсобной комнате. Вот так же, как теперь, порозовели тогда ее щеки. Исабель потянулась за банкой яблочного пюре.
— Не горбись, — сказала она, хмуро разглядывая этикетку. — Ты ужасно сутулишься. Иди вперед и возьми другую тележку. Елозит, трясется — просто сил уже никаких нет.
Снаружи уже стемнело. В черных окнах универсама белели пятна рекламных объявлений, автоматические двери с шуршанием раздвигались, впускали и выпускали людей, мальчики в красных форменных куртках с логотипом «A&D» катили по резиновым дорожкам пустые тележки. Эми взялась за пластиковую ручку одной из них, еще не остывшую от чьих-то ладоней, и тут же заметила Барбару Роули. Она стояла у кассы, благостно глядя в пространство, и молитвенно прижимала к груди баночку оливок.
Неужели у нее и вправду сегодня званый ужин? Эми решила, что так оно и есть. И тут же где-то в подреберье кольнуло: мать никогда не устраивала званых вечеров, да разве могла она хоть кого-нибудь пригласить в гости? «Что вы делаете сегодня вечером, милые леди?» А ничего. Это другим жителям Ширли-Фоллс есть чем заняться: Барбара Роули выставляет на стол мерцающий фарфор, Стейси гуляет со своим парнем, может, даже и на какой-то вечеринке. Сколько раз по понедельникам можно было услышать, как один парень говорит другому, хлопнув того по плечу: «Угадай, кто облевал мне всю машину?»
Ох, как же грустно стало Эми. Ее мать почти ни с кем не общается. Это факт. Ее мать, одинокая, с бледным и серьезным лицом, в мешковатом пальто, пристально рассматривала дату изготовления на упаковках молока. Подкатив к ней поближе новую тележку, Эми сказала:
— Мам, ты ведь тоже красивая.
Конечно, она ляпнула глупость, фальшивые слова эхом многократно отразились в ответном молчании.
Исабель проверила список еще раз и попросила наконец:
— Не могла бы ты отыскать стойку с туалетной бумагой?
Домой они ехали по каким-то закоулкам в насквозь промерзшей машине. Дома все мельчали и редели, будто за городом. Некоторые были совсем темны. Они проехали мимо дома с ярким фонарем над въездом в гараж, желтый полукруг лежал на присыпанной снегом дорожке, и Эми вдруг подумала о Деби Дорн. Она вообразила девочку, упавшую на скользкой дорожке, девочку, которая не пошла в школу и смотрит телевизор, лежа на диване. Вот ее мама звонит в два часа, и Деби идет на кухню, чтобы снять трубку.