Я тут часто бывал. У меня был роман с покойной Таней Бек, она вон в том доме жила. Где Войнович, Галич, Симонов и еще туча всяких писателей. Потом вокруг начали строить дешевые дома, уже скорее для писательских детей, с менее комфортными квартирами. А вообще Литфонд тут офигительное количество домов построил. Например, дом номер восемь по Усиевича - знаменитый кооператив «Драматург». Сколько я читал воспоминаний старых литературных дам, дескать, сидим мы в доме восемь на веранде, пьем чай или что покрепче, каждая в меру своей испорченности. Они лоджию называли верандой.
М. С. А видел, какой огромный дом отгрохали в самом конце Планетной?
И. Д. «Аэробус» называется, да. Я бы с удовольствием в таком жил. Я вообще люблю современную архитектуру и не понимаю, зачем прославлять всякие хибары «старой Москвы»? Ведь их время давным-давно прошло, эпоха умерла, зачем пытаться оживить труп? И наша высотка «Триумф-Палас», самая высокая на сегодня в России, меня очень вдохновляет. К тому же мои окна на нее выходят, она вся как на ладони. Я часто катаюсь по нашим окрестностям на велосипеде, и мне так радостно, что она отовсюду видна: как бы далеко ни заехал, держи курс на нее - и вернешься домой.
Вообще, у недоступности жилья есть свои плюсы. Помню, когда в свое время евреев старались не принимать в физические и математические вузы и сыпали на экзаменах, они считали такую дискриминацию очень полезной, потому что еврейским детям приходилось становиться такими эрудитами, которые на экзаменах превосходили профессоров. Какие бы вопросы на засыпку им ни задавали, они крыли экзаменаторов по всем статьям. И те ничего не могли поделать, кроме как ставить им пятерки. Так и сейчас - появляются же люди, которые проникают в эти дома. Это ж какой надо обладать жизненной силой и энергией, чтобы зарабатывать на такие квартиры и жить в них припеваючи! Там одна квартплата - штуки две баксов в месяц.
М. С. Но вообще-то атмосфера здесь скорее расхолаживающая. Мне тут очень трудно заставлять себя работать. В этом районе чувствуется какое-то негоциантство, в этих писательских домах, в этой пайковой недвижимости. Аура блаженной незаслуженности.
И. Д. Пройдет еще поколение, уже никто не будет знать тех писателей, но сохранится аромат - знаешь, как от района, где жили купцы, хотя уж сто лет как нет никаких купцов. И это будет как вечная печать: здесь жили писатели.
Да тут до фига их живет до сих пор. Вон, три четверти справочника начинаются на 151 или 152.
М. С. Но как-то они на самом деле исчезают в последнее время, как белки. Или, может быть, их просто не узнают в лицо. Я вот только Шарова здесь встречаю.
И. Д. Да и не надо знать писателя в лицо! Кроме Горького и Маяковского никто никогда никаких писателей в лицо не знал. Ну еще Евтушенко-Вознесенского-Ахмадулину раскрутили. А Бродского или Пастернака узнает в лицо только интеллигенция.
М. С. Серебряный век тоже вполне узнаваем.
И. Д. Я недавно, кстати, думал, на ком закончился Серебряный век? Серебряный век закончился Южинским подпольем. Ковенацкий, Мамлеев- последние представители Серебряного века. Еще, конечно, Губанов. Потому что Бродский, Евтушенко, Аксенов, Шпаликов - вот они уже классический Бронзовый век с его либерализмом и романтикой без всякого намека на мистику. Переключили код - с мистического на повседневность, на стиляг. Никто о том, что я говорю, не написал! Почему-то не заметили. Весь присущий Серебряному веку декаданс, упадничество и такой, знаешь, пряный запах кладбища полностью сохранились на Южинском. Он и стал логическим завершением Серебряного века. Блоковщина достигла там уже полного ада - почитай, например, Ковенацкого, который совсем во мрак ушел.
Вообще, чем прекрасна культура Южинского? Она имеет границы, ее можно, как амебу, поместить под микроскоп и исследовать. А один из основных признаков любой культуры- наличие четких границ и общей метафизики, которая лежит в основе всех ее проявлений.
М. С. Ну, от местных писательских резиденций мистикой как-то не веет.
И. Д. Даже если писатель от рождения полный дебил, а таких писателей при советской власти было хоть отбавляй (что интересно, советская власть породила тип писателя-дебила, она умела из дебила сделать профессионального писателя, классический пример - Шолохов), - так вот, даже будучи полным идиотом, писатель в своей основе все равно несет каплю святого фундаментального шизофренического безумия. А где безумие, там в конечном итоге и гениальность. И, конечно, наш с тобой район осенен многими такими каплями гениальности. Ими все еще пропитан местный воздух.