Выбрать главу

– Квиринец, – ответил я тихо, – простите меня. Я не хотел убивать ваших. Я не хотел. Я знаю, что мне нет прощения. Убейте меня.

– Квиринец, – пробормотал Кор. Он сделал какой-то знак и вышел. Меня повели вслед за ним. Никакой боли я не ощущал, только странную слабость в ногах. Впрочем, оно и понятно – после пережитого потрясения…

Мы ехали в закрытом лифте, потом шли по коридору – похоже, подвал. Куда меня ведут? Я перестал бояться чего-либо. Боль? – но все, чем можно было причинить мне боль, осталось в том кабинете. Смерть – я заслужил ее. Какой бы она ни была…

Кор толкнул дверь и сам сделал шаг назад. Меня, со связанными по-прежнему руками, толкнули вперед. Дверь тихо задвинулась за мной.

Я увидел.

Это было Оно.

Часто говорят о непереносимом ужасе, который внушает дэггер. Говорить об этом можно сколько угодно, но вот пережить… один только раз… я даже и не понял, кто передо мной. Или что. Слов больше не было. Не было жизни и не было возможности ускользнуть в небытие. Только Оно.

Я не могу описать Это словами… туша? Черно-серая? Почти бесформенная? Толстая шкура? Мерзкие маслянистые глазки – я видел три, не знаю, сколько их всего. Нет, все это неописуемо, потому что главное – ужас. Ужас! Ощущение полной невозможности, несовместимости пребывания с этой Тварью в одном и том же участке пространства… И ложноножка – щупальце Твари – протягивается ко мне. Я всем телом ударился в дверь, не сводя глаз с Чудовища…

Я не помню, как очутился в коридоре. Какими милыми, родными показались мне бешиорцы.

– Чего же ты испугался? – обратился ко мне насмешливо Кор. – Это существо – лишь отражение мерзости твоей оболочки… Каждый видит в нем лишь себя.

– Дэггер, – прошептал я на линкосе – собственно, я не знал анзорийских слов для обозначения дэггера. Способность соображать возвращалась ко мне. Дэггер!

Но это же значит…

Меня снова привели в камеру. Развязали. Я лег на нары и принялся осмысливать пережитое.

Мне вспомнился Дэцин, который искал на Анзоре следы сагонского присутствия. Отец Таро, вроде бы, занимался тем же. Как вы ошибались!

Сагоны есть на Анзоре, но вовсе не в Лервене. Никто, кроме сагона не может управлять дэггерами. Нет, могут еще люди, находящиеся под сагонским влиянием, эммендары. Вас обманул наш Цхарн… но существует ли он на самом деле? Скорее всего, это просто выдуманный персонаж. А вот дэггер – реальность. И сагонская технология, наше орудие наказания, скорее всего, просто перекочевало в Лервену из Беши.

И еще – я помнил возникшее внезапно чувство собственной вины. Это было так, как будто кто-то вдруг промыл мне глаза… спала какая-то пелена. Я понял, как должен был поступить. Не соглашаться атаковать заводы… ни за что. Да, меня убили бы. Что это значит – меня могли убить много раньше… вся моя жизнь такова, что прекратиться может каждую минуту. Даже более того – я ведь и живу как бы не вполне законно. У меня до сих пор такое ощущение. Я должен был остаться с Арни и Таро. Вместо них. Почему же я испугался теперь?

Да нет, я не потому согласился, что испугался смерти. Мне еще и не начали угрожать… я согласился потому, что почувствовал себя лервенцем. Общинником…

Меня похвалили! Родина ценит меня! Неважно, что ценит она меня всего лишь за то, что я единственный, кто может водить эту смертоубийственную машину. И никакого значения не имеет вся боль, которую мне пришлось пережить перед этим – бессмысленная пытка, только потому, что мелкому начальнику так захотелось, а ему это позволено. И смерть моих друзей никакого значения не имеет. Я предан Родине, я лервенец. И предательство Пати…

Мне оказывается, так хотелось, чтобы меня похвалили!

Мне так хотелось жить в ладу и мире со своей Родиной-матерью. Ведь Родину, как и мать, не выбирают. Если бы я встретил, предположим, свою мать – я совсем ее не помню, но если бы? Разве я не отдал бы все за то, чтобы она любила меня?

В бессилии я ударил кулаком по стене.

Ради того, чтобы меня похвалили, я убил много людей. Ведь я квиринский ско, я видел совсем другую жизнь. Я видел Вселенную. Я знаю, что в Галактике часто убивают людей – ради своих прихотей, ради своего честолюбия, ради ложно понятых ценностей. И моя-то работа всегда заключалась в том, чтобы убийств этих становилось меньше. И вот теперь… что же я сделал?

Какое значение имеет на самом деле этот конфликт Беши и Лервены? Какая разница для Квирина, для всей Галактики, кто победит? Да никакой – ровным счетом. И если бы хоть Лервене угрожала реальная опасность… наоборот, опасность угрожала Беши, и я со своим ландером помог бы Лервене одержать полную победу… Если победят наши – бешиорцев частью уничтожат, частью загонят в Общины, их веру запретят… ну да, неправильную, идиотскую веру – но ее запретят. Если бы победили бешиорцы, запретили бы Цхарна, вместо Общин создали бы Поселения, разница небольшая.

Зачем, за что я убивал этих людей? Они ничего не ждали. Они зарабатывали свой кусок хлеба. Женщины… подростки… простые рабочие. Они гибли в огне. Я знаю, я видел, как гибнут в огне. И самое ужасное – я ни разу даже не задумался о них!

Я думал только о боевом задании, о полете, о том, как лучше выполнить то, чего от меня ждет Община.

Нет, не могу я уже быть общинником. Простите, не могу. Не из-за того, что мне пришлось пережить – просто я уже стал другим. Я никогда не вел бы себя так, если бы чувствовал себя квиринским ско. И теперь я ощущаю ужасную раздвоенность.

Теперь мне хочется, чтобы меня ценили и любили на Квирине. И надо сказать, меня действительно ценят. Я эстарг. Я чувствую себя на Квирине своим. Своим?

До такой степени, как в Лервене? Никогда. Я одинок на Квирине. И по правде сказать, мне достаточно безразлично то, что там происходит. Я честно работаю, если будет война – я пойду добровольцем. Но я не люблю Квирин.

Родину, как и мать, не выбирают.

А что делать, если ты не можешь быть послушным своей матери?

Дверь открылась. Кор вошел в мою камеру. Я спустил ноги на пол.

– Ты ведь говоришь на беши? – спросил он меня на этом языке. Я ответил утвердительно.