Довлатов Сергей
Эмигранты
Сергей Довлатов
Эмигранты
Район Новая Голландия - один из живописных уголков Ленинграда...
Путеводитель
Солнце вставало неохотно. Оно задевало фабричные трубы. Бросалось под колеса машин на холодный асфальт. Блуждало в зарослях телевизионных антенн.
В грязном маленьком сквере проснулись одновременно Чикваидзе и Шаповалов.
Ах, как славно попито было вчера! Как громко спето! Какие делались попытки танца! Как динамичен был замах протезом! Как интенсивно пролагались маршруты дружбы и трассы взоров! Как был хорош охваченный лезгинкой Чикваидзе! (Выскакивали гривенники из карманов, опровергая с легким звоном примат материи над духом.) И как они шатались ночью, поддерживая сильными боками дома, устои, фонари... И вот теперь проснулись на груде щебня...
Шаповалов и Чикваидзе порылись в складках запачканной мятой одежды. Был извлечен фрагмент копченой тюльки, перышко лука, заржавевший огрызок яблока. Друзья молча позавтракали.
Познакомились они недавно. Их сплотила драка около заведения шампанских вин. В тесноте поссориться недолго. Обувь летняя, мозоли на виду.
- Я тебя зарежу! - вскричал Чикваидзе. (Шаповалов отдавил ему ногу.)
- Не тебя, а вас, - исправил Шаповалов. Затем они долго боролись на тротуаре. И вдруг Чикваидзе сказал, ослабив пальцы на горле Шаповалова:
- Вспомнил, где я тебя видел. На премьере Тарковского в Доме кино...
С тех пор они не расставались.
Дома обступили маленький сквер. Бледное солнце вставало у них за плечами. Остатки ночной темноты прятались среди мусорных баков.
Друзья поднялись и вышли на улицу, залитую робким апрельским солнцем.
- Где мы находимся? - обращаясь к первому встречному, спросил Чикваидзе.
- В Новой Голландии, - спокойно ответил тот. Качнулись дома. Запятнанные солнцем фасады косо поползли вверх. Мостовая, рванувшись из-под ног,
скачками устремилась к горизонту.
- Ничего себе, - произнес Шаповалов, - хорошенькое дело! В Голландию с похмелья забрели!
- Беда, - отозвался Чикваидзе, - пропадем в незнакомой стране!
- Главное, - сказал Шаповалов, - не падать духом. Ну, выпили. Ну, перешли границу. Расскажем все чистосердечно, может, и простят...
- Я хочу домой, - сказал Чикваидзе. - Я не могу жить без Грузии!
- Ты же в Грузии сроду не был.
- Зато я всю жизнь щи варил из боржоми. Друзья помолчали. Мимо с грохотом проносились трамваи. Тихо шептались постаревшие за ночь газеты.
- Обрати внимание! - закричал Чикваидзе. - Вот изверги! Чернокожего повели линчевать!
И верно. По людной улице, возвышаясь над толпой, шел чернокожий. Его крепко держали под руки две стройные блондинки...
- Будем тайком на родину пробираться, - сказал Чикваидзе.
- Беднейшие слои помогут, - откликнулся Шаповалов.
Они перешли мост. Затем миновали аптеку и пестрый рынок.
- Противен мне берег турецкий, - задушевно выводил Чикваидзе.
- И Африка мне ни к чему, - вторил ему Шаповалов.
Друзья шли по набережной. Свернули на людную улицу. Поблескивали витрины. Таяло мороженое. Улыбались женщины и светофоры.
- Посмотри, благодать-то какая! - неожиданно воскликнул Шаповалов.
- Живут неплохо, - поддакнул Чикваидзе.
- А как одеты!
- Ведь это - Запад!
- Кругом асфальт! Полно машин! А солнце?!
- Еще бы! Тут за этим следят! Возникла пауза. Ее нарушил Шаповалов.
- Датико, я хочу с тобой поговорить.
- И я.
- А ты презирать меня не будешь?
- Нет. А ты?
- Может быть, того... Ну, как его?.. Убежища попросим... Опять же, частная торговля...
- Ночные рестораны!
- Законы джунглей!
- Торжество бездуховности!
- Ковбойские фильмы!
- Моральное и нравственное разложение! - зажмурился Чикваидзе...
Через минуту друзья, обнявшись, шагали в сторону площади. Там, достав из кобуры горсть вермишели, завтракал блюститель порядка, расцветкою напоминавший снегиря.