И все же перепад веков помечен изменениями и движением в умонастроениях касательно нашей темы. Здесь я должен извиниться перед читателем за автоцитату; дело в том, что в статье 2000 года я написал, имея в виду славословия Рихтеру, в частности творения В. Чемберджи: «Боюсь только: такие „плюсы“ — как это не раз случалось — могут, к несчастью, плохо выполнить предназначенную им роль и, в конечном счете, обернутся для Рихтера другим знаком: без вертикальной черты. Он этого не заслужил».
Нетрудно было предположить, что маятник может качнуться в другую сторону. Но того, что произошло, я и представить себе не мог: во-первых, что это случится так скоро — в этом же году! — и, во-вторых, в такой форме…
Речь идет об антирихтеровском выступлении А. Гаврилова — оно у многих на памяти. Его тон, что и говорить, — вызывающий, по этой причине не стану гавриловские слова обсуждать. Но сам факт появления подобной публикации взрывает, казалось бы, незыблемые представления. Корней Чуковский однажды записал, что в России нужно жить долго — до чего-нибудь и доживешь. Дожили. Впору собирать подписи под открытым письмом в защиту Рихтера. Согласимся с Владимиром Войновичем: «…Произведя живого человека в кумиры, мы только таким его признаем. А как только усомнились в его божественных качествах, то сразу свергаем его в пропасть, уже даже и действительных достоинств в нем не замечая».
Но Гаврилов не одинок. С небольшим интервалом последовало интервью Б. Березовского, победителя Девятого Международного конкурса им. Чайковского. Он спокойно поведал о своем отношении к Рихтеру, на что имеет, разумеется, полное право, как и любой человек. Еще совсем недавно и помыслить было невозможно напечатать нечто подобное. Цитирую:
«Для меня он [Рихтер] — продукт какой-то совершенно советской эпохи, когда нужен был пианист номер один, а все остальные музыканты шли уже где-то за ним»… «Шопена он играл просто чудовищно. Бетховен ему удавался один раз, может быть, из ста… Ни фразы, ни гибкости, ни объема звучания, ничего абсолютно!»
Появились и теоретические работы. Если раньше, в 60-е годы, Д. Рабинович восторгался, к примеру, рихтеровскими «немыслимо быстрыми темпами» — за которые любой другой пианист был нещадно бит — то теперь стало возможным взглянуть на это иначе. О Рихтере «говорилось и писалось много, — удостоверяет В. Грицевич — особенно в Советском Союзе. К сожалению, некоторые советские критики, изощряясь в комплиментах… рисовали односторонний, упрощенный образ артиста… Временами его несло с такой скоростью, что контроль над процессом исполнения оказывался утраченным, и виртуозные данные могли лишь охранить артиста от фальшивых нот, не более…»
Удивительно: все, что я продемонстрировал — и Гаврилов, и Березовский, и Грицевич — все это 2000 год!
Два года спустя А. Хитрук пишет в музыкальном журнале: «На этих дисках — [Карнеги-холл, 1960] Рихтер очень узнаваем, причем и в своих сильных, и в своих слабых сторонах».
Помилуйте, у Рихтера — слабые стороны?! И дело не в том, что они фигурируют — у кого их нет, точнее, всегда есть возможность трактовать таким образом игру едва ли не любого исполнителя, — а в том, что они вдруг всплыли у пианиста, десятилетиями не имевшего никаких недостатков. Плюс к тому, Хитрук бросает одно весьма интригующее замечание. Всем известно: Рихтера издавна — и по справедливости! — называли прокофьевским пианистом. Но теперь Хитрук, как бы удивляясь своему открытию, делает вывод: «…В исполнении музыки Прокофьева, например его Восьмой сонаты, Гилельс нисколько не уступает Рихтеру». А раз так, то можно сказать и иначе: Рихтер нисколько не уступает Гилельсу.
Да, не может быть в искусстве раз и навсегда установленной «истины». И по ранжиру выстраивать художников — нелепо. В наши представления об искусстве и его творцах время вносит свои поправки. Как сказал поэт, имея в виду поэтов:
Не может. Можно только любить кого-то больше других…
А что же Гилельс? И здесь — большие перемены.
Еще и еще раз скажу: имя Гилельса нисколько не поблекло за годы, прошедшие после смерти; его искусство — на слуху, его записи непрерывно издаются, о нем не стихает молва… Но сказывается привычная инерция: всему этому никак не соответствует внешнеофициальное «отображение» — слишком редки и незначительны различного рода «мероприятия», напоминания и упоминания в музыкальных источниках — журналах, газетах, причислю сюда и афиши. В этом смысле можно сказать: Гилельс — в тени.