— Они сделали подкоп, — рассказывал один, — проникли в помещение и спокойно вскрыли все сейфы. Похитили ценностей на несколько миллионов, не меньше.
— Точно установить, что именно унесли из этих сейфов, будет крайне трудно. Ведь люди, снимающие сейфы, не обязаны сообщать банку, что они там держат.
— Конечно, любой съемщик сейфа может теперь заявить, что у него там хранились бриллианты стоимостью в сотни тысяч марок, а на самом деле там лежала жалкая пачка малоценных бумаг или дюжина мельхиоровых ложек.
И оба засмеялись.
«Вот так точно будет и со мной, — печально подумал Эмиль. — Я скажу, что Грундайс украл у меня сто сорок марок. Но никто мне не поверит. А вор скажет, что это просто нахальство с моей стороны, что там было всего три марки пятьдесят пфеннигов. Влип же я в историю!»
Кондуктор тем временем все приближался к площадке. Теперь он уже стоял в дверях и громко спрашивал:
— Кто еще не взял билета? Кто еще не взял билета?
Он отрывал от рулона большие белые листочки и особыми щипцами пробивал в них ряд дырочек.
Пассажиры, стоящие на площадке, давали ему мелочь и получали билеты.
— Ну, а ты? — обратился он к мальчику.
— Я потерял деньги, господин кондуктор, — ответил Эмиль. Потому что никто бы ему не поверил, если бы он сказал, что деньги у него украли.
— Потерял деньги? Ты мне сказки не рассказывай, мы такое уже слыхали. А куда ты едешь?
— Этого… этого я еще не знаю, — пробормотал Эмиль, запинаясь.
— Что ж, тогда сойди-ка на следующей остановке и сперва реши, куда тебе надо.
— Нет, я не могу сойти, мне обязательно надо ехать на этом трамвае. Пожалуйста, не высаживайте меня, господин кондуктор, прошу вас.
— Раз я велел тебе сойти, значит, сходи. Понятно?
— Дайте мальчику билет, — сказал дяденька, читавший газету.
И он протянул кондуктору деньги. Кондуктор оторвал Эмилю билет, но сказал с неодобрением:
— Если бы вы только знали, сколько мальчишек катаются каждый день на трамвае, и все они, как один, уверяют, что потеряли деньги, а потом смеются над нами!
— Этот не будет смеяться, — возразил дяденька с газетой.
Кондуктор снова вошел в вагон.
— Большое, большое вам спасибо, — сказал Эмиль.
— Не за что, — ответил дяденька и снова уткнулся в газету.
Трамвай опять остановился. Эмиль поспешно высунул голову, чтобы поглядеть, не сходит ли Грундайс. Но котелка на улице не обнаружил.
— Не дадите ли вы мне ваш адрес? — спросил Эмиль у человека, читавшего газету.
— А зачем тебе?
— Чтобы я мог вернуть вам деньги. Я пробуду в Берлине, наверное, неделю, и я зашел бы к вам как-нибудь. Моя фамилия Тышбайн. Эмиль Тышбайн из Нойштадта.
— Нет, эти деньги я тебе, конечно, подарил, тут и говорить не о чем. Может, дать тебе еще немного?
— Ни в коем случае, — твердо сказал Эмиль. — Я не возьму больше ни пфеннига.
— Как хочешь. — И господин с газетой снова углубился в чтение.
Трамвай ехал, останавливался, снова ехал. Эмиль прочел название одной широкой, красивой улицы: Кайзераллее. Он ехал и не знал, куда он едет. В переднем вагоне сидел вор. А может быть, в этом трамвае сидели или стояли еще и другие воры. И никому здесь не было дела до Эмиля. Правда, чужой дяденька подарил ему деньги на проезд. Но потом он снова уткнулся в газету.
Город был таким огромным! А Эмиль — таким маленьким! И никто даже не поинтересовался, почему у него нет денег и почему он не знает, где ему надо сходить. В Берлине живет четыре миллиона человек. Но никому из них нет дела до Эмиля Тышбайна. Никто не хочет вникать в чужие заботы. У каждого хватает своих забот и своих радостей. И когда здесь кто-нибудь говорит: «О, я ваш от души сочувствую», то чаще всего это надо понимать как: «Старик, отвяжись от меня!»
Что же будет? Эмиль тяжело вздохнул. И он почувствовал себя очень, очень одиноким.
Глава седьмая
НА ШУМАНШТРАССЕ ВОЛНЕНИЕ
Пока Эмиль, стоя на площадке трамвая 177, ехал по Кайзераллее и не имел ни малейшего понятия о том, куда он направляется, его ждали бабушка и Пони-Шапочка, его двоюродная сестра, как было условлено, на вокзале Фрид-рихштрассе у цветочного киоска, и все время смотрели на часы. Мимо проходила толпа людей с чемоданами, ящиками, коробками, кожаными сумками и букетами цветов. Но Эмиля среди них не было.
— Он, наверное, очень вырос, да? — спросила Пони-Шапочка, катая взад-вперед свой маленький никелированный велосипед.