Дочь нашу так назвала, что... Выть волком хочется.
Как же мне теперь добиться тебя? Ты же не подпустишь к себе...
Глава 21
Воздуха катастрофически не хватает. Ноги ватные — я их не чувствую. Но иду вперед, шаг за шагом приближаюсь к дочери и ее отцу. Самые дорогие, ценные и любимые мои в этой жизни.
Жаль, что все сложилось именно так. Ведь Эмиль заслуживал воспитывать свою дочь, а не знакомиться с ней сейчас, когда она учится во втором классе. Скоро ей восемь лет. Мы отмечали с ней семь дней рождения. И в это время Бестужева не было рядом с нами.
Я всегда пыталась увезти дочь подальше от дома в тот день, в который родилась Эми. От мужчин, которые обращались с ней так, будто любят, но по их лицу всегда было понятно — ни хрена подобного. Они ненавидели Эмилию. Потому что она дочь их врага — Бестужева Эмиля.
На самом деле ничего такого, чтобы стать врагом номер один Салтыковых и моего отца, Эмиль не делал. Наоборот. Это он должен уничтожить всех, кто когда-то причинил нам невыносимую боль. Из-за кого мы столько лет не видели друг друга, жили на других концах света. И именно из-за них Эмиль не знал о дочери. Хотя... Тут немного спорно. Имей Бестужев желание — давно бы все разузнал до мельчайших деталей.
— Мамуль, привет. А я познакомилась...
Дочка замолкает на полуслове, крепко сжимая мои пальцы. Заглядываю в ее глаза. Там столько радости...
Что ты мне хочешь сказать, родная? Что познакомилась с тем мужчиной с фотографии, которую нашла в нашей квартире? Или же прямо заявить мне, что ты даже не сомневаешься, что перед тобой стоит твой папа? Почему же ты промолчала, малыш?
— Дядя Эмиль! Я тут! — раздается за моей спиной, и я невольно оборачиваюсь. Мальчишка примерно возраста Эмилии. Здоровается с Бестужевым, протягивает ему ладонь, которую Эмиль в ту же секунду пожимает, но при этом не сводит глаз с дочери.
— Сын Байдасарова, — поясняет он.
— Вылитый Теоман, — усмехаюсь я.
— Дети иногда могут быть очень похожими на своих родителей, — снова косится на Эмилию.
— Так и есть. Нам пора.
Я беру за руку дочь и ухожу. Эмилия не говорит ни слова, молча садится в машину.
Открываю дверь и хочу расположиться за рулем, как слышу голос Бестужева:
— Арина, подожди, — широкими шагами приближается ко мне. Наверное, усадил Байдасарова-младшего в свой автомобиль. — Вы домой?
— Да. Переоденемся и на танцы. Что ты хотел? — бросаю сухо.
Эмиль пару минут просто сканирует меня задумчивым взглядом.
— Познакомиться с дочерью хочу. Поближе. Ты же не будешь против? — говорит он твердо, но в синих глазах пробегает грусть и боль.
— Бестужев, — усмехаюсь я. — Ты сколько времени уже в Москве? Просто пытаюсь понять твою логику. Ты в этой жизни сколько раз Глебу поверил? Например, тогда, в прошлом? Неужели до тебя не дошло ни разу, что он может врать? Ан нет! Тебе было легче принять, что я — предательница. Верно? Я это к тому, Эмиль, что знакомство с Эми тебе ничего не даст. Да, она твоя дочь. Я этого никогда и ни от кого не скрывала. Приезжай к вечеру, расскажи ей, куда ты пропал после ее рождения, почему нас бросил. Постарайся найти общий язык. Она умная девочка и очень доверчивая. Прямо как я. Поверит тебе, а потом ты снова свалишь в жопу. Так?
— Я никуда не собираюсь сваливать. Что за мысли, Арина? И сбавь тон, ребенок услышит.
— Строй свою жизнь, Эмиль. Это единственное, что ты должен знать. Нам с тобой вместе не быть — это бесспорно. Я тебя не хочу.
— Арина.
— Тема закрыта, — сажусь за руль и, захлопнув дверь, завожу двигатель.
Было бы все так просто и легко, как это говорится на словах.
Эмилия снова молчит. Переодевается, умывается и бежит за стол в кухню. Даже ест в абсолютной тишине все, что я кладу перед ней. Сама же сижу напротив и пью кофе.
— Задавай свои вопросы. Знаю, что у тебя их много. Я отвечу.
Дочка поднимает на меня глаза. Явно размышляет, что волнует ее больше всего.
— Ты всегда меня учила, что надо говорить правду, мамуль. А сама ему сказала... Сказала, что его не хочешь. Это же не так.
Я успеваю поперхнуться, уронить чашку и разлить на себя кофе.
— Черт!
— Мам... Мамуль, прости, — малышка закрывает рот ладонью.
— Все нормально, Эми. Я в душ, а ты сумку собери. Нам на танцы ехать. На вопрос в машине отвечу.
Отвечу, ага. Только черт знает, что я придумаю до того момента.
Стягиваю с себя одежду, стою под струями воды минут десять. Слышу дверной звонок и поспешно смываю с себя гель для душа, укутываюсь в банный халат. Черт! Черт! Ну почему все сегодня должно идти наперекосяк? Очень надеюсь, что кто-то не очень важный пришел.
— Мамы нет? Ты почему посторонним дверь открываешь? — слышу голос Эмиля, едва высовываю голову наружу. Говорит он с шутливыми нотками. Так, по-доброму.
— А ты разве посторонний? Мама твою фотографию хранит. Значит, любит. Заходи, мамуля в ванной. Сейчас выйдет.
Ну, молодец, доченька. Слов нет, чтобы описать свои эмоции. Прямо с потрохами сдала.
Я нуждаюсь во времени, чтобы перевести дыхание. Эми... Зачем ты так, малыш? Специально ведь. Знаю я тебя гораздо лучше, чем себя.
Выхожу из ванной, слежу за любимыми. Но не показываю себя. Мне интересно, как они продолжат диалог.
Они располагаются в гостиной, я же останавливаюсь у двери снаружи и внимательно прислушиваюсь.
— Мне стало любопытно, о какой фотографии ты говоришь. Покажешь?
Хитрый жук. Думаешь, так сильно тебя люблю, что даже дочери рассказываю? Все не так, дорогой Эмиль, как ты себе возомнил. Мое мнение о тебе не изменится. Прощать я тебя не собираюсь. По крайней мере, не так быстро. Благодарю тебя за помощь с разводом, но это ничего не значит.
Сейчас ничего не значит.
А тогда я была готова отдаться тебе. Всего разок. Потому что я тоже нуждаюсь в близости с мужчиной. Тем более с таким желанным мужчиной.
— Вот она, — доносится тихий голосок дочери. Она явно принесла рамку. — Только маме не говори. Иначе обидится на меня. Я же ее сдала получается.
Боже... Все она знает. Мне хочется рассмеяться в голос, но я кусаю нижнюю губу, стараясь сдержать вырывающийся наружу хохот.
— Хорошо, — также тихо говорит Эмиль. — Ты мне скажи лучше, что тебе мама обо мне рассказывала.
Заговорщики! Нет, ну я знала, что Эмилия сможет быстро сдружиться со своим отцом, но чтобы так...
— Ничего такого не рассказывала. Просто она фотографию Кощея никогда не оберегала, как эту. С ним вообще не фотографировалась. А эту... Я нашла тут, в этой квартире. А еще видела один раз в компьютере мамы, но она быстро отключила его, и я не смогла ничего спросить.
— Вот как. А Кощей кто такой?
— Плохой он. Очень плохой. На маму ругался, орал. Я его не люблю. Как хорошо, что мы оттуда сбежали.
Нет, явно с Эмилией что-то происходит. Точнее... Ничего особенного не происходит, но своими словами она хочет дать Эмилю понять, что Глеб был настоящим кретином. Что не секрет для Бестужева.
— Его больше не будет в вашей жизни, — обещает мой босс. — И никто маму больше не обидит. Слово даю.
— Какое такое слово ты даешь, м? — выхожу я из своего укрытия.
Эмиль открывает рот, разглядывая меня. Но ничего не говорит, лишь обратно закрывает его. Ну да. Я в одном халате. И чуток распахни подол, так Бестужев просто с ума сойдет. Но я этого, конечно же, не сделаю. Потому что тут находится ребенок.