— А я глупая, да? — встаю напротив и складываю руки на груди. Почему-то хочется улыбнуться, но я выдаю себя за саму серьезность. — Потому что молчала целых восемь лет?!
Эмиль устало выдыхает, а следом потирает лицо ладонью. Он действительно выглядит неважно.
— Не начинай, — тихо просит он, обнимая меня за талию. — Пойдем в дом. Прохладно становится. Заболеешь еще.
— Хорошо ты выкручиваешься, однако, — хмыкаю, но иду вперед. — Ты не забывай, что Рахманин несколько месяцев обводил Дилару вокруг пальца. Был женат, а выдавал себя за свободного мужика. Ты думаешь, что такая огромная ложь прощается? Нет, не прощается. Вообще, знаешь, я даже мизерное вранье не простила бы.
Мы заходим в кабинет Эмиля. Он садится в свое кресло и смотрит на меня, не отрываясь. Задумчиво. И опять меня начинает клинить оттого, что каждый раз, когда я завожу разговор о лжи, он вот так тупо молчит.
— На кону есть ребенок, Арина. Ты не забывай. Пусть не ради себя, хотя бы ради малыша сообщит Рахманину, что ничего не потеряно. Воспитывать сына одной Диларе будет очень сложно.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — сажусь на стол и внимательно изучаю усталое лицо Бестужева. — Когда ты улетаешь в Америку?
— Не знаю. Может, послезавтра.
— Мне полететь с тобой?
Я даже не моргаю. Что-то внутри меня щелкает. Неприятно так. Интуиция подсказывает, что я продвигаюсь в правильном направлении. Аккуратно так и мягко.
Мне кажется или Эмиль сглатывает? Он качает головой, всматриваясь за мою спину.
— А тут кто останется? Я не могу все свалить на Матвея.
Я так и знала, что он ответит мне этими словами. Ну и ладно. Как хочешь, шеф.
— Я просто предложила. А принимать решение — дело только твое.
Бестужев молчит. В воздухе повисает напряженная и очень тяжелая тишина. Мне на мгновение кажется, что это будет длиться вечность.
Эмиль берет меня за руку и тянет на себя. Усаживает на колени и в ту же секунду утыкается носом мне в шею, втягивает носом кислород.
— Ты в последнее время странно себя ведешь, — говорит он хриплым шепотом. — Будто в чем-то подозреваешь меня. Вгоняешь меня в ступор своими словами и вопросами. Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность, Арина. И ее не будет. Просто... Голова моя сейчас забита проблемами, которые нуждаются в немедленном решении. Я же просил дать мне немного времени? Так вот... Все у нас будет прекрасно. Однако мне нужно перешагнуть этот период.
— Эмиль, ты сам себя странно ведешь. Будто от меня что-то скрываешь. Вот только не нужно отрицать. Это так понятно со стороны... Либо я тебя слишком хорошо знаю и чувствую все, что у тебя творится тут, — тычу пальцем ему в висок, ощущая, как тело Эмиля напрягается.
На самом деле мне хочется просто обнять этого человека и почувствовать, как громко стучит его сердце. Но Бестужев обхватывает мою голову и тянет на себя, прижимаясь губами к моим. Он на взводе. Возбужден, нетерпелив и безумно страстен.
Касаюсь пальцами его шеи, веду вниз — к пуговице его рубашки, расстегиваю первую, за ней и вторую. Мне хочется дотронуться до его тела. Хочется быть его, но какие-то неправильные и очень лишние мысли не позволяют мне быть такой, какая я есть. Что-то меня останавливает, и я даже слегка отстраняюсь.
— Не сбегай, — шепот Эмиля эхом разносится в огромном пространстве.
Я ничего не слышу, кроме его дыхания. Не чувствую ничего, кроме удовольствия от его прикосновений. Даже спустя несколько лет он все такой же горячий, страстный и отзывчивый на мои ласки.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Я тоже. Но так надо. Без вас с Эмилией я задыхаюсь, Волчонок. Ты не смотри, что я такой холодный. На самом деле проблем выше горла. Все поэтому...
— Поделись со мной, — мягко прошу я, задевая его губы своими. — Пожалуйста, Эмиль. Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность.
— После командировки ты все узнаешь. Обещаю, — целует мой подбородок. — Пойдем в комнату?
Глубоко вздыхаю. Прикрываю глаза, наслаждаясь моментом. Мысленно умоляю, чтобы после командировки ничего ужасного не случилось. Однако...
Это чертово предчувствие...
В ушах шумит от напряжения. А где-то неподалеку раздается телефонный звонок, на который Эмиль явно не хочет отвечать. Потому что он даже не обращает внимания на то, что кто-то упорно пытается с ним связаться.
— Ответь, — шепчу, чуть отстраняясь. — Может, что-то важное.
Эмиль цедит сквозь зубы какие-то невнятные слова и тянется к своему телефону.
— Это Гордей, — усмехается он. — Да.
— Эмиль, Дилары в больнице нет, — я слышу взволнованный голос брата Дилары.
— Я в курсе. Она выйдет с тобой на связь. Ты не волнуйся там. Все в порядке.
— Ее так быстро выписали?
Бестужев смотрит мне в глаза и что-то говорит одними губами. Явно что-то недовольное.
— Гордей, с ней все замечательно, — с нажимом повторяет Эмиль. — Жди от нее звонка. Я тут занят. Времени, откровенно говоря, нет. Поэтому...
— Я понял.
— Не нравится мне все это, — глубокий выдох сразу, едва звонок прерывается. — Арина, не нравится. Скрыв от Камиля его же ребенка, вы поступаете просто бессовестно. Уговори свою подругу, чтобы она рассказала Рахманину, пока не поздно. Если хочет прятаться, то пусть продолжает. Пусть скрывается от семьи Камиля. Думаю, он поймет, возможно, даже поддержит. Но от самого мужика-то зачем? Он ей не враг.
— Я прекрасно знаю Дилару, Эмиль. Поверь мне... Она просто не выдержит, сама позвонит отцу своего ребенка и во всем признается. Ты не переживай по этому поводу, окей? Все будет пучком.
Тихий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я уверена как в своем имени, что это Эмилия. Быстро встаю с колен отца дочери и поправляю свою одежду и волосы.
— Заходи, — говорит шеф с широкой улыбкой на лице, пока я поспешно поднимаю воротник своей кофточки. Потому что кожу жжет — шея точно покраснела. Ах эта щетина моего мужчины.
— Можно? — тихо уточняет дочь. — У меня есть для вас новость.
— Что случилось? — напрягаюсь я. — Эми, все в порядке?
— Да нормально все, — отмахивается.
Выдохнув, я сажусь на диван, а дочь располагается рядом, сразу же прижимается ко мне.
— Мам, пап, у меня через пару недель соревнования по танцам будут. Я нервничаю сильно, — сглатывает дочка. — Очень хочу, чтобы вы тоже присутствовали. Два года рядом всегда была мама, а папы нет. Пап, ты же не откажешься? Придешь ведь?
Лицо Эмиля становится бледным. Ведь он должен улететь в Америку. И, судя по тому, как он закрылся от всех, проблем действительно много. Он всегда становится холодным, если его что-то напрягает.
— Родная, — я глажу дочь по волосам. — Мы как раз с папой только что обсуждали тему его командировки. К сожалению, он должен улететь в Америку на несколько дней. Не думаю, что он успеет к твоим соревнованиям. В следующий раз всей семьей будем поддерживать тебя. Обещаю.