Там, на холме вечеровом,
Безвестно жил старик угрюмый
Наедине с пытливой думой;
Дышал в просторе ветровом
В согласии с полетом бурь,
С дыханьем Севера суровым,
Гонящим облачную хмурь
К закатам серным и багровым…
Он чутким сердцем слушал тьму
И золото ночей бескрайных,
Шептавших запросто ему
О звездах, о великих тайнах,
Не приоткрытых никому.
Старейшие не помнили, когда
Он поселился на отшибе,
На исполинской серой глыбе Холма,
И жил, вперяя в никуда
Свой взор, следящий знаки молний,
Каким-то исступленьем полный
Безбожного ума.
Никто бы не узнал о том,
Что смерть пришла в крылатый дом
И повлекла жильца к могиле, —
Когда бы крылья, что с трудом
Взносились в утренней мольбе,
Вдруг не застыли, став крестом
На завершившейся судьбе.
Могильщик видел зыбь растущей тени,
Безликой, как толпа,
И что деревня тает в отдаленье,
Как на ладони снежная крупа.
Враждебная неясность этой дали
Холодными касаньями плела
Сеть ужаса и яростной печали,
До той секунды, как могильщик вдруг
Почуял рядом чащу цепких рук,
Швырнул невесть куда лопату,
Рванулся опрометью прочь,
Перемахнул через ограду
И канул в ночь.
Заполненная тишиной,
Казалась яма необъятной,
Бездонной трещиной земной,
Казалась пастью почвы жадной,
Глотавшей прах и перегной.
Лишь ненасытная равнина
Дохоронила мертвеца,
Чья жизнь была с ней так едина
До самого конца.
И лишь равнина, лишь она сама,
Своею тайной
Дала ему восторг бескрайный,
Жизнь безграничную, перед которой
Бессилен Север с дикой сворой
Ветров.
И так бессильна
Тьма.
Тишина
Перевод Ю. Александрова
Последний гром отгрохотал устало,
И вслед за ним настала тишина,
И вересковых зарослей она
С тех пор уже не покидала.
Болтаются порой колокола,
То звонкогласны, то басисто тяжки…
Три этажа нагруженной упряжки
Вползают в ельник с улицы села,
И колесо в натуге постоянства
Скрипит, скрипит, как старая кровать…
Но мертвой напряженности пространства
Уже ничто не может разорвать.
Угомонились летние раскаты,
А тишины запасы непочаты,
И вереск, поглотивший вечера,
И голая песчаная гора,
И перелески, сникшие в печалях,
Себя продлили в беспредельных далях.
Когда ушла последняя гроза,
Невозмутимой тишины глаза
Открылись медленно в лесных озерах,
И дремлет в этих отвлеченных взорах
Лишь бледная дневная бирюза.
Ничто не дрогнет в стынущих просторах,
И лиственниц осенних желтизна
В безветрии светла и холодна.
И редко-редко пролетает птица,
Чтоб где-то в чаще молча опуститься…
Кругом слышна сплошная тишина.
Стерпев железный грохот кузни летней,
Ужаленная искрою последней,
В осенней мгле расширилась она,
И ею чаща вереска полна,
И с четырех концов ее владенья
Одеты пеленой немого бденья.
Под нею, сидя меж кустов ольхи,
Столетние согнулись пастухи,
Разобщены и вместе с тем едины.
Собаки воют, глядя на нее,
В лохмотьях шерсти существо свое
Сокрыть пытаясь посреди равнины.
А деревушка неподалеку
В солому крыш упрятала тоску
И ждет луну, дрожа и негодуя,
С самою очевидностью враждуя.
Но в тишину она вплетает страх,
Боясь увидеть сквозь разрыв тумана,
Сквозь пелену самообмана,
Разгадку тайны в блещущих мирах.
Снег
Перевод Э. Линецкой
Неутомимо снег идет,
Ложится на поля, как длинные заплаты,
Как длинные клочки уныло бледной ваты,
Безлюбый, ненавидящий, косматый.