Вотъ правило, которому я рѣшился слѣдовать. Не тому ли самому училъ ты меня. Я далекъ отъ заносчивости и самообольщенія. Необходимость собственнаго рѣшенія, напротивъ, внушаетъ мнѣ большое смиреніе. Каждую минуту я принужденъ сознаваться что я ничего не знаю и что я долженъ вооружиться мужествомъ, разширять мои познанія и постоянно укрѣплять ихъ доказательствами опыта. Что же касается аргументовъ доктринеровъ, хотя мнѣ кажется, что въ нихъ слышится иногда намекъ на безконечное, но прислушавшись къ нимъ я вижу, что ихъ рѣчи похожи на тѣ раковинки, которыми забавляются дѣти, прикладывая ихъ къ уху и воображая, что слышатъ въ нихъ шумъ моря.
Я учусь не для того, чтобы быть ученымъ: все мое самолюбіе ограничивается тѣмъ, чтобы понимать потребности моего времени и помогать торжеству права и справедливости. Я не могу забыть мою страну. Я не могу оставаться равнодушнымъ къ ея борьбѣ. Родившись заграницей, я нахожу вездѣ Францію: она представляется мнѣ въ побѣдахъ, которыя она разсѣяла по всему свѣту и даже въ своихъ бѣдствіяхъ, этой тяжкой карѣ за необузданную гордыню одного человѣка. Я никогда не видалъ Франціи, но считаю ее своей второю матеріи. Невольная дрожь пробѣгаетъ по тѣлу когда я слышу ея имя; когда ее оскорбляютъ, вся кровъ во мнѣ кипитъ и я рвусь отмстить за нее. Меня привлекаетъ не громкая лѣтопись о ея военныхъ подвигахъ, но исторія ея усилій, жертвъ и героическихъ порывовъ къ свободѣ. Я люблю ея мыслителей, которые учатъ шутя; я удивляюсь этимъ писателямъ, которые увлекаютъ васъ до страсти — просвѣщая міръ.
Всѣмъ сердцемъ я принадлежу ей, и надѣюсь когда нибудь быть на столько счастливымъ, чтобъ съ гордостью сказать ей: я твой достойный сынъ.
X
Эразмъ къ своему сыну
Лондонъ 15 февр. 186…
Ты обязавъ, май милый Эмиль, выработать себѣ опредѣленныя политическія убѣжденія. Тотъ, кто живя въ обществѣ, остается чуждымъ борьбѣ интересовъ и формѣ и образу дѣйствій правительства, ученіямъ волнующимъ и раздѣляющимъ всѣ умы — тотъ чудовищное олицетвореніе ничтожества и рожденъ жить въ средѣ. дикарей. Впрочемъ и дикари способны принимать горячее участіе въ дѣлахъ своего племени.
Во время оно во Франціи роль народа ограничивалась пассивнымъ повиновеніемъ. Онъ принадлежалъ коронѣ и привилигированнымъ классамъ, подобно тому какъ поле принадлежитъ хозяину. Это ученіе въ наше время въ просвѣщенныхъ странахъ, признается только немногими приверженцами этой доктрины. Разумъ осудилъ всѣ эти догматы политическаго мистицизма. Исторія съ своей стороны доказала ихъ несостоятельность.
Эту непогрѣшимую, деспотическую власть, которую въ виду суровыхъ уроковъ опыта не рѣшаются болѣе требовать во Франціи для единичныхъ личностей — требуютъ для учрежденій. Едва успѣетъ установиться какое нибудь правительство, какъ оно во имя верховнаго права народа присвоиваетъ себѣ право думать и хотѣть за народъ.
Я вполнѣ понимаю что въ странѣ управляемой подобнымъ образомъ, трусливое благоразуміе родителей, проповѣдуетъ юношеству политическій индеферентизмъ.
«Обогащайся» говоритъ отецъ сыну, «женись, отличайся по службѣ, до остальнаго тебѣ дѣла нѣтъ; есть люди, назначенные произволомъ власти, которые рѣшатъ за тебя всѣ вопросы, раздадутъ милости и наказанія. Всего благоразумнѣе подчиняться во всемъ авторитету власти. Если тебѣ непремѣнно нужно имѣть убѣжденія, — прекрасно — выбирай такія, которыя тебѣ придутся по плечу, но держи ихъ про себя. Ты не выиграешь ничего занимаясь не свои&ъ дѣломъ, и мудрецъ тотъ, кто остерегается вмѣшиваться въ дѣла другихъ. У свободнаго народа порядокъ вещей другой. Тамъ каждый, если хочетъ считаться честнымъ „человѣкомъ, долженъ составить себѣ опредѣленный взглядъ и пристать къ извѣстной партіи. Въ свободныхъ странахъ не боятся, что борьба политической жизни повредитъ интересамъ семейной жизни и частныя добродѣтели тѣмъ прочнѣе, что онѣ выросли на почвѣ общественнаго долга; и чувство справедливости, которое не простирается далѣе личныхъ отношеній, считается тамъ несправедливостью по отношенію къ цѣлой странѣ.
Всѣ народы созданы на то чтобы быть свободными. Напрасной утверждаютъ, что одинъ народъ слишкомъ легкомысленъ, другой слишкомъ энтузіастъ, третій слишкомъ невѣжественъ, а этотъ слишкомъ непрактиченъ. Не слѣдуетъ забывать, что поднять нравственно людей можно лишь поднявъ ихъ учрежденія.