М. Цебрикова.
ЭМИЛЬ ДЕВЯТНАДЦАТАГО СТОЛѢТІЯ
КНИГА I
Мать
I
Докторъ Эразмъ*** своей женѣ
3 января 185…
Цѣлую долгую недѣлю я не былъ въ состояніи писать тебѣ, милая Елена. Не нахожу словъ выразить тебѣ все, что я выстрадалъ въ это время. Ужасъ тюремнаго заключенія не въ лишеніи свободы идти куда вздумается, а въ томъ уныніи, которое подавляетъ душу. Глазъ устаетъ видѣть все тѣ же своды, тѣ же столбы, тѣ же корридоры; голова кружится въ этой живой могилѣ, среди этихъ камней становишься камнемъ и самъ. Безъ голоса, почти безъ движенія, безъ мыслей я сидѣлъ истуканомъ въ своей тюрьмѣ. Мнѣ казалось, что у меня отняли мою собственную личность; что не я жилъ, а жила эта тюрьма, которая захватила меня какъ добычу и заключила меня въ кругъ безвыходнаго и механическаго существованія. Нужно много работать надъ собой, увѣряю тебя милая Елена, для того, чтобы снова стать самимъ собой. Я пережилъ дни этой работы, и теперь я снова тотъ же, чѣмъ былъ.
Не жди отъ меня описанія ***. Заключенный въ тюрьмѣ не знаетъ мѣстности гдѣ живетъ. Меня вывезли изъ *** при заходѣ солнца и ночь уже наступила, когда мы прибыли сюда. Я едва могъ разглядѣть на черномъ небѣ еще болѣе черные силуеты каменныхъ башенъ, шпилей и остроконечныхъ крышъ: тюрьма казалось выстроенной изъ мрака. Мы вышли изъ кареты и поднялись пѣшкомъ по узкому проходу, высѣченному ступенями въ скалѣ; онъ оканчивался у тюрьмы для государственныхъ преступниковъ. Я шелъ какъ во снѣ, но не смотря на то, меня поразила величественная красота зданія, вѣнчающаго вершину мрачнаго утеса, и море, волны котораго съ ревомъ разбивались другъ о друга. Этотъ утесъ сплошная масса гранита, которая поднимается надъ песчаной степью.
Берегъ пустынный и печальный тянулся къ океану, который я узналъ издали по дрожавшему блеску его зыби. Но не всегда такъ бываетъ. При высокомъ приливѣ океанъ заливаетъ песчаную пустыню, съ ревомъ поднимается выше и окружаетъ утесъ своими неизмѣримыми клокочущими волнами.
Моя келья, изъ которой видно море, освѣщена узкимъ окномъ, прорубленнымъ въ толщѣ стѣны. Это даже не окно, а какъ говорятъ инженеры, бойница — и эта жалкая щель для меня открываетъ безграничное. Это окно такъ высоко, что я долженъ встать, чтобы видѣть вѣчно бѣгущія волны, и даже приподняться на носки. Когда я сижу — я вижу одно небо. Все равно и у меня есть свой уголъ въ природѣ. Я по цѣлымъ часамъ наблюдаю цѣлый рядъ явленій, которыя до сихъ поръ не останавливали мое вниманіе: смѣняющіеся переливы свѣта и тѣни, громъ, градъ, туманъ — словомъ мрачную и величественную красоту метеоровъ. Пусть другіе любятъ смотрѣть на отраженіе неба въ поверхности воды, въ которую глядятся проносясь облака; для меня эта картина оборочена. Я вижу море въ небѣ.
Ты видишь, что я беру свою долю въ природѣ. Слѣдя по цѣлымъ часамъ за облаками, я вижу въ нихъ цѣпи горъ и въ безграничномъ эфирѣ синѣющіяся поля. Эти картины, висящія въ воздухѣ, я знаю, призраки вызванные моею мыслью, или моими воспоминаніями. Въ одиночествѣ одна отрада вызывать призраки знакомой мѣстности и любимыхъ людей. Я люблю видѣть эти прекрасные сны прошедшаго въ свѣтломъ пространствѣ, которое открывается надо мной. Я вижу тамъ тебя.