Но Саккар так же двойствен, как и сами деньги. Он великий мошенник, беззастенчивый авантюрист, на душе которого лежат самые тяжелые преступления. Это современный Вотрен, принципы которого общество наконец призвало и прикрыло своим законом. Но он велик, когда начинает говорить о своих финансовых предприятиях и делах, когда начинает развивать денежную аферу в поэму.
И Золя вместе с Каролиной приходит к выводу, что Саккар был прав: "...до сих пор деньги служат навозом, удобрением, благодаря которому разовьется будущее человечества; деньги, отравляющие и разрушающие, деньги представляют фермент всякого социального роста, утучненную почву, необходимую для великих работ, которыми облегчается существование".
Союз Гамлена, Каролины и Саккара - вера в жизнь; наука и деньги служат, по мнению Золя, одной и той же цели - человеческому прогрессу. Но, однако, этот союз носит характер временного и вынужденного соглашения.
В образе социалистического утописта Сигизмунда Буша Золя изображает другую попытку решения проблемы. Золя с симпатией относится к этому чудаковатому мечтателю и вместе с ним делает вывод о преходящем значении денежного принципа. Деньги исчезнут, но это случится в весьма отдаленные времена. Прогресс же требует неустанной работы, постоянного усилия. Болезненный и хилый Буш может только мечтать и разрушать на бумаге современное общество. Он лишен всякой действенности, всякой жизненной инициативы и энергии. Наоборот, Саккар и сами деньги, как ни отвратительна ил сущность, способны уже сейчас приносить реальные ценности, изменять и перекраивать мир, подготавливая условия для счастливого будущего человечества. Двойственное отношение Золя к проблеме денег есть прежде всего его двойственное отношение к капиталистическому прогрессу.
Золя с большой искренностью и честностью стремится разобраться в проблемах современной ему общественной жизни. Он смело берется за решение самых жгучих социальных вопросов, которые волновали не только его современников, но и будущие поколения. Но поиски положительных идеалов в конце XIX века были невозможны без усвоения марксистских взглядов на общественное развитие. Слабость социалистического движения во Франции в ту пору, наличие в нем реформистских течений обрекали многих писателей на наивные философские искания, делали их творчество крайне противоречивым. В романе "Деньги" уже наличествуют основы той социал-реформистской формулы о сотрудничестве капитала, труда и таланта, которые займут такое большое место в серии "Три города" и поглотят все силы писателя при создании "Четырех Евангелий". Однако было бы недостаточно судить о социальных исканиях и творческих противоречиях Золя по таким романам, как "Дамское счастье" или "Деньги". Исключительное место в его творчестве принадлежит второму роману о рабочих - роману "Жерминаль" (1885). В набросках к этому роману Золя писал:
"Роман - возмущение рабочих. Обществу нанесен удар, от которого оно трещит; словом, борьба труда и капитала. В этом - все значение книги; она предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет наиболее важным в XX веке".
Золя в этом романе, как ранее в "Западне", значительное место отводит картинам тяжелых условий труда и жизни рабочих. С многочисленными подробностями рассказывает он о физической деградации обитателей поселка в Монсу. Поставив в центре романа типичную шахтерскую семью Маэ, Золя с возмущением говорит о том, как долгие годы труда и лишений искалечили ее представителей: Захария - тощий, неуклюжий, с длинным лицом и реденькой бородкой, с белесыми волосами, малокровный, как и вся семья; Жанлен маленький, с тонкими руками и ногами, распухшими в суставах от золотухи; Альзира - девятилетняя чахлая девочка, маленькая горбунья; старик Бонмор превращающийся постепенно в идиота; Катрина с ее физической недоразвитостью, - все здесь изуродовано непосильным физическим трудом и постоянным полуголодным существованием. Интересы этой семьи, так же как и интересы других шахтеров, не идут дальше забот о пропитании. Кабан и покрытые угольной пылью окрестности поселка - единственные места шахтерского досуга. Стыд и стеснения исчезают, остаются только животные вожделения и животные потребности. Труд шахтера доведен до высшей степени унизительности, это труд лошади, труд животного.
В представлении Золя даже возмущение рабочих не может их возвысить до сознательного протеста против своих врагов. Это толпа, действующая в силу инстинктивного протеста, действующая слепо и стихийно. Подчеркивая "обесчеловеченность" рабочих, низведение .их буржуазным обществом до полуживотного состояния, Золя, по существу, отрицает возможность сознательного движения. Отсюда его пренебрежительное отношение к политической борьбе, ироническое изображение всех персонажей, которые желали бы привнести в это движение элемент сознания. Все массовые сцены, в которых выступают рабочие, подчинены единой цели - показать грозную, но слепую в своем возмущении силу обезумевшей толпы - "поток варварского нашествия". Золя одновременно любуется этой разбушевавшейся стихией и испытывает страх перед нею. Кто может обуздать и повести за собой эту толпу? Золя не находит таких партий и таких людей, которые были бы на это способны.
В романе представлены гедисты, поссибилисты и анархисты, но Золя одинаково равнодушен как к Плюшару, Раснеру, так и Суварину. Он отдает предпочтение Этьену, потому что этот последний пока еще не связал себя ни с одной из партийных догм.
Однако и Этьен, по мнению Золя, есть некое чужеродное тело, случайный возбудитель шахтерской массы.
Несмотря на искренность своих побуждений, Этьен честолюбив и тщеславен. В романе все время подчеркивается буржуазное перерождение Этьена.
"Он поднялся ступенью выше, он вступил в мир ненавистной буржуазии и, не давая самому себе отчета, находил какое-то удовлетворение в ее интеллигентности и достатке". Так случилось и с Раснером, бывшим шахтером, а теперь владельцем кабака, то же случилось с Плюшаром, бывшим рабочим.
Уходя из поселка, отправляясь в Париж, Этьен думает о теории Дарвина, о том, что все, по существу, сводится к борьбе сильных и слабых. Превратится или нет Этьен в Плюшара, сила, заложенная в шахтерской массе, будет жить независимо от него. Эта сила подобна семенам, почкам, завязи. Золя верит, что по причине какого-то общего закона природы она должна пробудиться к жизни сама собой, без помощи Раснера или Этьена, Плюшара или Суварина.