— А ведь я могла никогда так и не узнать, как чудесна паутинка, усеянная бусинками росы, — сказала Эмили. — Посмотри на нее... она качается между теми двумя высокими, похожими на перышки, травинками.
— Напиши об этом стихотворение, — поддразнила Илзи, немного рассерженная после только что пережитой тревоги за подругу.
— Как твоя подвернутая вчера нога?
—О, нога в порядке. Но волосы совсем мокрые от росы.
— У меня тоже. Ничего, мы пока не будем надевать шляпы — понесем их в руках, и солнце нас скоро высушит. Совсем неплохо отправиться в путь пораньше. Мы сможем вернуться назад, к цивилизации и посторонним наблюдателям тогда, когда это будет для нас безопасно. Только нам придется позавтракать сухим печеньем из моей сумки. Не стоит искать дом, в котором нас могли бы угостить завтраком — ведь у нас нет никакого разумного ответа на вопрос, где мы провели ночь. Илзи, поклянись, что ты никогда не расскажешь об этом приключении ни одной живой душе! Оно было прекрасно... но останется прекрасным лишь до тех пор, пока о нем известно только нам с тобой. Вспомни, к чему привело то, что ты рассказала о нашем купании при луне.
— У людей такие дрянные мозги, — проворчала Илзи, соскальзывая со стога на землю.
— Ах, только взгляни на Индейский мыс. Думаю, в такую минуту я могла бы стать солнцепоклонницей.
В лучах восхода Индейский мыс казался великолепной огненной горой. Дальние холмы окрасились в чудный лиловый цвет, отчетливо выделяясь на фоне ослепительно яркого неба. Даже пустынная, некрасивая дорога на Хардскрэбл преобразилась и сверкала серебристой дымкой. Поля и леса были восхитительны в слабом жемчужном блеске первых солнечных лучей.
— На рассвете мир всегда снова становится на несколько мгновений молодым, — пробормотала Эмили.
Затем она вытащила из сумки свою «книжку от Джимми» и записала эту фразу!
В тот день их ждали обычные приключения сборщиков любых пожертвований. Некоторые люди отказывались подписываться — очень нелюбезно; некоторые подписывались — весьма любезно; некоторые отказывались так мило, что оставляли приятное впечатление; некоторые подписывались с таким неприветливым видом, что Эмили думала: уж лучше бы они отказались. Но в целом события первой половины этого дня доставили девушкам немало удовольствия — особенно после того, как несколько блюд отличного раннего обеда на гостеприимной ферме заполнили ноющую пустоту в желудке, оставшуюся там после сухого печенья и ночевки на стоге сена.
— Не видали ли вы на пути какого-нибудь заблудившегося ребенка? — спросила у них хозяйка.
— Нет. Кто-то из детей потерялся?
— Маленький Аллан Брадшо, сынишка Уилла Брадшо. Они живут ниже по реке у мыса Молверн... Со вторника никак не найдут мальчугана. Он вышел из дома в то утро, что-то напевая, и с тех пор его не видели и не слышали.
Эмили и Илзи обменялись испуганными взглядами.
— Сколько ему лет?
— Только семь... к тому же единственный ребенок в семье. Говорят, его бедная мамаша совсем с ума сошла от горя. Все здешние мужчины ищут его два дня, но ни единого следа найти не могут.
— Что могло с ним случиться? — спросила побледневшая от ужаса Эмили.
— Загадка. Некоторые думают, что он упал с причала на мысе. От их дома до причала всего четверть мили, и он любил там сидеть и следить за кораблями. Но в то утро никто не видел его ни на пристани, ни возле моста. А к западу от фермы Брадшо — сплошь трясина, одни болота да пруды. Поэтому некоторые думают, что он, должно быть, забрел туда, сбился с дороги и погиб — помните, вечером во вторник было ужасно холодно. Так его мать думает... и, на мой взгляд, она права. Если бы он был где-то еще, его уже нашли бы мужчины, которые отправились на поиски. Они прочесали все окрестности.
Эта история не давала покоя Эмили весь оставшийся день: она шагала подавленная услышанным. Известия о такого рода происшествиях всегда тяжело действовали на нее. Мысль о несчастной матери ребенка была невыносима. А мальчуган... где он сейчас? Где он был в прошлую ночь, когда она лежала, свободная и беспечная, на сене, с упоением глядя в небо? Эта ночь была не слишком холодна... но предыдущая... Эмили содрогнулась, вспомнив предыдущую ночь, когда до самого рассвета бушевал ужасный осенний шторм с потоками града и обжигающе холодного дождя. Неужели он был в это время под открытым небом... бедный заблудившийся мальчуган?
— О, это невыносимо!— простонала она.
— Ужасно, — согласилась Илзи, на ее лице тоже было написано страдание, — но мы ничего не можем сделать. Так что бесполезно и думать об этом. Ох... — Илзи вдруг топнула ногой, — я думаю, отец был прав, когда не верил в Бога. Такой кошмар... как могло это случиться, если есть Бог... порядочный Бог, во всяком случае?
— К этому Бог не имеет никакого отношения, — твердо сказала Эмили. — Ты знаешь, что Высшая Сила, сотворившая прошлую ночь, не могла стать причиной такого ужасного конца для ребенка.
— Ну, во всяком случае, Бог не предотвратил этого конца, — возразила Илзи; она так жестоко страдала, что хотела призвать весь мир к суду своего страдания.
— Может быть, маленького Аллана Брадшо еще найдут. Его должны найти!— воскликнула Эмили.
— Живым не найдут, — гневно отозвалась Илзи. — Нет, не говори мне о Боге. И вообще не говори со мной об этом. Я должна забыть... иначе сойду с ума.
Илзи, еще раз топнув ногой, прогнала от себя все мысли о пропавшем мальчике. Эмили попыталась сделать то же самое. Правда ей это не совсем удалось, но она заставила себя поверхностно сосредоточиться на том деле, ради которого они с Илзи предприняли этот поход, хотя знала, что в глубине ее души по-прежнему таится ужас. Ей лишь ненадолго удалось забыть об этом ужасе — когда, шагая по дороге вдоль реки Молверн, они обогнули мыс и в чаше крошечного залива на фоне крутого зеленого холма увидели маленький домик. На холме тут и там, на небольшом расстоянии друг от друга, росли стройные молодые елочки, похожие на высокие, узкие пирамиды. Поблизости не было видно ни одного другого дома — лишь прелестный безлюдный, продуваемый ветрами осенний пейзаж с бурной серой рекой и красные, поросшие соснами вершины холмов.
— Это мой дом, — сказала Эмили.
Илзи в растерянности уставилась на нее.
— Твой?
— Да. Конечно, он не принадлежит мне. Но разве тебе никогда не встречались дома, о которых ты точно знаешь, что они твои, и неважно, кому они принадлежат?
Нет, Илзи таких домов не видела. Она не имела ни малейшего понятия, о чем говорит ей Эмили.
— Да я совершенно точно знаю, кому принадлежит этот дом, — сказала она. — Мистеру Скоуби из Кингспорта. Это его новая дача. Я слышала, тетя Нет говорила об этом домике в прошлый раз, когда я была в Уилтни. Дачу достроили всего несколько недель назад. Хорошенький домик, но маловат — на мой вкус. Я люблю большие дома... мне не нравится чувство тесноты и толчеи... особенно летом.
— Большому дому трудно обрести индивидуальность, — сказала Эмили задумчиво. — А вот у маленьких домов она почти всегда есть. У этого домика она очень яркая. Нет ни линии, ни угла, который не был бы выразителен... и эти окна с переплетами — просто прелесть... особенно то маленькое, под самым свесом крыши над парадной дверью. Оно прямо-таки улыбается мне. Посмотри, как оно сияет, словно бриллиант, в солнечном свете на форе темной дранки. Этот маленький домик приветствует нас. Милый дружелюбный домик, я тебя люблю... я тебя понимаю. Как сказал бы Старый Келли: «Пусть ни одна слеза не прольется под твоей крышей». Люди, которые будут жить в твоих стенах, должно быть, очень славные — иначе они никогда не придумали бы тебя. Если бы я жила под твоей крышей, любимый, вечером я всегда стояла бы у того западного окошка и махала рукой кому-то, кто возвращается домой. Именно для этого оно было сделано: окно как рама для картины любви и гостеприимства.