Выбрать главу

— Ты уже очень высокая. Скоро ты станешь взрослой женщиной... и украдешь у какой-нибудь другой женщины ее сына.

На обратном пути тетя Лора сказала, что миссис Кент всегда была странной, но в последнее время становится еще страннее.

— По мнению некоторых, что-то не в порядке с ее рассудком, — заметила она.

— Думаю, дело не в ее рассудке. Что-то не в порядке с ее душой, — сказала я.

— Эмили, дорогая, как ты можешь говорить такое! Это ужасно!— содрогнулась тетя Лора.

Почему? Не понимаю. Если не в порядке могут быть тела и рассудки, почему этого не может быть с душами? Иногда я совершенно уверена — так, словно кто-то мне об этом сказал, — что в прошлом миссис Кент получила какую-то ужасную душевную рану, которая никак не может зажить. Я хотела бы, чтобы эта женщина не испытывала ко мне такой ненависти. Мне больно думать, что мать Тедди меня ненавидит. Почему я так отношусь к этому? Не знаю. Дин для меня такой же дорогой друг, как Тедди, однако мне и дела не было бы, даже если бы все остальные члены клана Пристов меня возненавидели.

********

19 октября, 19~

Илзи и другие семеро, подавшие заявления, были избраны в общество «Черепа и Совы». Забаллотировали лишь меня. Мы были извещены об этом в понедельник.

Конечно, я знаю, что это дело рук Эвелин Блейк. Никто другой не мог этого сделать. Илзи в ярости: она разорвала на кусочки извещение о своем избрании и послала обрывки секретарю с язвительной запиской, в которой отказалась от членства в «Черепе и Сове» и с презрением отозвалась о деятельности этого общества в целом.

Эвелин встретила меня сегодня в раздевалке и заверила в том, что она голосовала и за Илзи, и за меня.

— Разве кто-то говорит, будто это не так? — спросила я, великолепно подражая манерам тети Элизабет.

— Да... Илзи, — раздраженно заявила Эвелин. — Она очень нахально говорила со мной об этом. Хочешь знать, кто, по моему мнению, бросил черный шар при голосовании?

Я взглянула Эвелин прямо в глаза.

— Нет, в этом нет необходимости. Я знаю, кто положил его... — И я отвернулась и отошла от нее.

Большинство Черепов и Сов в большом негодовании из-за случившегося — особенно разгневаны Черепа. А вот одна или две Совы, как я слышала, восторженно ухали по этому поводу: такой отказ, на их взгляд, — хорошая пилюля от «гордости Марри». И, конечно, несколько второкурсниц и первокурсниц, не попавших в число привилегированных девяти злорадно ликовали или препротивно сочувствовали.

Тетя Рут также услышала об этом сегодня и пожелала узнать, почему меня забаллотировали.

********

Молодой Месяц

5 ноября, 19~

Этот день мы с тетей Лорой посвятили одной из традиций Молодого Месяца: она учила, а я училась, как укладывать соленые огурчики в стеклянные банки особыми узорами. Мы засолили целую кадку огурцов, и, когда тетя Элизабет пришла взглянуть на них, она не могла отличить те банки, которые заполнила тетя Лора, от тех, которые заполнила я.

И вечер сегодня тоже был восхитительный. Я замечательно провела время, гуляя в одиночестве по саду, чарующему колдовской прелестью погожего ноябрьского вечера. На закате разразилась небольшая снежная буря, но небо быстро прояснилось, так что все вокруг лежало лишь слегка прикрытое снежком, а воздух был чистым и бодряще холодным. Почти все цветы — включая и мои чудесные астры, которые радовали меня своей красотой всю осень, — две недели назад замерзли и почернели, но клумбы все еще обрамлены буйно цветущим, белым, словно снег, алиссумом. Над верхушками деревьев всходила большая, дымчато-красная полная осенняя луна. Небо на западе за белыми холмами, на которых растут несколько темных деревьев, горело желтовато-красным огнем. Снег преобразил мертвый пейзаж поздней осени, лишив его странной, глубокой печали, и склоны холмов и луга старой фермы в слабом первом лунном свете превратились в сказочную страну. Припорошенная снегом крыша старого дома искрилась и сверкала. Освещенные окна пылали как драгоценности. Дом выглядел точь-в-точь как на какой-нибудь рождественской открытке. Над кухней едва виднелся вьющийся из трубы серо-голубой дым. В воздухе ощущался приятный запах тлеющих осенних листьев: это догорали костры, которые развел возле ведущей к дому дорожки кузен Джимми. Были в саду и мои кошки — крадущиеся, с глазами призраков, именно такие, какие должны быть в такое время и в таком месте. Сумерки — так удачно названные в английском языке «кошачьей порой» — единственное время, когда кошки проявляют свою истинную природу. Задира Сэл, худая и блестящая, казалась не кошкой, а серебристым призраком кошки. Ром выглядел как темно-серый, прячущийся среди теней тигр. Он явно «дает вселенной образ кота»[73]: он не снисходит ни до кого... и никогда не говорит слишком много. Они напрыгивали на мои ноги, отпрыгивали, резвились и катались по земле... и были просто частью того вечера и того заколдованного места, так что совсем не мешали моим размышлениям. Я прошлась по дорожкам вокруг солнечных часов и летней беседки в приподнятом настроении. Такой воздух, каким я дышала в тот час, всегда немного пьянит меня. Я посмеялась над собой: разве не глупо огорчаться из-за того, что меня не выбрали «Совой»? Совой! Да я чувствую себя юным орлом, воспарившим прямо к солнцу. Передо мной весь мир, которым я могу любоваться, который могу изучать, и я была в восторге от этого. Будущее принадлежало мне... и прошлое тоже. Я чувствовала себя так, словно жила здесь всегда... словно я делила радости и печали всех, кто жил и любил в этом старом доме. У меня было такое чувство, словно я буду жить всегда... всегда... всегда... в тот час я верила в бессмертие. Я не просто верила в него... я его чувствовала.

Дин застал меня там, в саду: он подошел ко мне сзади, совсем близко, прежде чем я заметила его присутствие.

— Ты улыбаешься, — сказал он. — Мне нравится, когда я вижу женщину, улыбающуюся своим мыслям. Должно быть, ее мысли невинны и приятны. Был ли этот день добр к вам, любезная леди?

— Очень добр... а этот вечер — его лучший подарок. Я так счастлива в этот вечер, Дин... просто ощущать, что живешь, — настоящее счастье. У меня такое чувство, словно я мчусь на колеснице, запряженной звездами. Я хотела бы, чтобы такое настроение было у меня всегда. Я так уверена в себе в этот вечер... так уверена в моем будущем. Я не боюсь ничего. На пиру мирского успеха я, возможно, не буду почетным гостем, но присутствие на нем мне обеспечено.

— Когда я шел к тебе по дорожке, ты выглядела как настоящая провидица, — сказал Дин, — в белом лунном свете, неподвижная и восторженная. Твоя кожа напоминает лепесток нарцисса. Ты без смущения могла бы держать у лица белую розу... лишь немногие женщины могут на это решиться. Ты знаешь, Звезда, что очень хорошенькой тебя назвать нельзя, но твое лицо наводит людей на красивые мысли... а это гораздо более редкий дар, чем простая красота.

Мне нравятся комплименты Дина. Они всегда отличаются от комплиментов других людей. А еще мне нравится, когда меня называют женщиной.

— Вы сделаете меня тщеславной, — сказала я.

— Нет, тебе, с твоим чувством юмора, это не грозит, — возразил Дин. — Женщина с чувством юмора не бывает тщеславной. Даже самая злая фея в мире не могла бы дать одному младенцу при крещении сразу два таких недостатка.

— Вы считаете чувство юмора недостатком? — удивилась я.