С каждой преодоленной ступенькой тоска в Эмили увеличивалась. Они доехали и поднимались молча, будто им нечего сказать друг другу. Но ведь это не так!
На седьмом этаже девушка остановилась перед своей дверью, подняла руку с ключом и…застыла. Оцепенела, глядя на замочную скважину. Осознала, что у неё не остается времени. Ведь Марсель скоро женится, а женатый Марсель — это уже запретная тема. Обида сдавила горло. Почему? Почему всё так?
— Эмили? — пробирающий шепот. — Ты чего-то боишься?
Хрупкие плечи затряслась.
Мужчина осторожно развернул её к себе лицом и приподнял подбородок, несколько секунд наблюдая за скатывающимися по щекам слезами.
— Расскажи мне, что случилось? Что с тобой?
— Ты случился! — Эмили сбросила его руку, ударив по мужской ладони, вкладывая в этот жест всю свою горечь.
Резко отвернулась и, отперев, вошла в коридор, грубо стирая влагу с кожи, хотя и не переставала плакать. Весь мир сейчас был ей ненавистен.
— Перепады твоего настроения до добра не доведут, — послышалось сзади.
— Пошел к черту. Не твоя забота.
Девушка с остервенением снимала обувь и верхнюю одежду, даже не заметив, что он бесшумно приблизился вплотную.
— Эмили, — жестко одернул, — я же пытаюсь тебе помочь. Я знаю, что это такое.
— Я столько времени открытым текстом вещаю, как ты можешь мне помочь… — делая акцент на «как».
Её достаточно больно схватили за локоть, вновь заставляя взглянуть в глаза. Марсель яростно сжал челюсть, строго сканируя девушку.
— Прекращай этот цирк, хорошо?
— Цирк? — не поверила своим ушам. — Моё чувство для тебя…цирк?
— Твоё чувство, Эмили, не что иное, как детская прихоть. Уязвленное самолюбие, которое ты хочешь восстановить спустя столько лет. Прекрати. Я тогда сказал это специально, чтобы ты ушла, понимаешь? Не упирайся в слова из прошлого, прошу тебя. Ты молодая красивая девочка, которая достойна такого же красивого к себе отношения. Отпусти обиду. Легче станет. Встретишь…
— Замолчи! — заорала Эмили в изумлении. — Не смей выворачивать наизнанку… Я тебя люблю! Какая прихоть?! Ты, что, сошел с ума? Посмотри на меня! Мне не пять лет! Хватит сюсюкаться со мной! Прими и признай — я женщина! Я отдаю отчет своим действиям! Разве многого требую? Всего лишь побыть с любимым человеком до того, как это станет для меня невозможным…
— Остановись, — озверев, перебил он, цепляя за руку и ведя в спальню к огромному зеркалу, — смотри на нас! Тебе нравится это отражение? Живое воплощение «Красавицы и Чудовища»?
Девушка наблюдала, как он стягивает с себя свитер, обнажая тело.
И застыла.
— А теперь? Нравится? По глазам вижу — «очень». Я не могу обращаться с тобой, как со взрослой женщиной, потому что ты не отдаешь отчета своим поступкам, не понимаешь последствий. Ты готова спать со мной? Правда? Взгляни на это уродство!
Эмили молча осматривала бесконечное количество шрамов, безобразных и отталкивающих, которыми была испещрена большая часть его натренированного туловища. Перекатывающиеся мышцы заставляли играть несовершенную поверхность в различных ракурсах, наводя на ужасающие мысли о том, что пережил этот мужчина. Некоторые увечья были особенно глубоки, будто там не хватало чего-то…будто забыли вернуть что-то на место…
Девушку ранило это зрелище.
До этого она видела только лицо, левая сторона которого была в подобных ранах, тянувшихся вниз по шее. Разница между тем, что было пять лет назад, колоссальная. До этого веко практически перекрывало его глаз, кожа была бугристее и грубее, да и увесистую часть скрывала щетина, а после операций Марсель имел открытый взгляд, всё стало глаже, но выделялось так же. Да и растительность по-прежнему украшала щеки.
— Понимаешь? — уже спокойнее произнес он, одеваясь. — Молодая девушка никак не должна прикасаться к такому убожеству…
Эмили качнулась и потерянно обняла себя за предплечья.
Убедилась, что её догадки были верны… Сердце сжалось от боли.
— Ты поэтому женишься на девушке с таким взрослым ребенком? — начала глухо, не помня себя от обиды и протеста к такой участи. — Ставишь на себе крест, считая, что это предел? И единственный шанс? Скажи мне! Ты уверял, что никогда не заведешь семью! А сейчас встретил Нелли, которая находится примерно в таком же положении, и подумал, почему бы и нет? Всё равно ничего лучше тебе не светит?
Потемневшие и вмиг наполнившиеся пламенем глаза вынудили её замолчать. Эмили в потрясении приложила обе ладони к лицу и оцепенела, переваривая происходящее.
В какой-то момент сорвалась с места и кинулась к нему, обняв за талию.
— Не надо так, слышишь? Это же неправильно! — и разревелась с новой силой. — Ты заслуживаешь чего-то настоящего…
— Успокойся, — холодно произнес, словно обжигая этим тоном её нутро, — не придумывай ничего. Мы сознательные люди, испытывающие друг к другу симпатию, да и тебя моя личная жизнь не касается.
Мужчина настойчиво отстранил от себя девушку, причиняя этим еще больше страданий. Казалось, она какой-то упертый лучик, бьющийся об айсберг. Настолько крошечный и никчемный… Но свято верящий в свою способность растопить лед. Тщетно.
— Ты лжешь, — Эмили взяла себя в руки, устремив непоколебимый взор на него, — ты отзываешься на меня. Признай. Речь не только о поцелуе. Сколько раз ты испытывал ревность, когда забирал меня прямо с танцпола?..
Марсель снисходительно усмехнулся и смерил её сочувственно-пренебрежительным взглядом. А потом развернулся и вышел из комнаты.
— Ты просто трус! — закричала, выбежав следом, выплескивая страх и отчаяние. — Урод! Но моральный! Даже себе боишься признаться в том, что чувствуешь ко мне!
Эта опрометчивая речь принесла свои плоды. Он остановился. Мощная спина каменела всё больше и больше в напряжении. В этом было что-то ужасающе прекрасное — наблюдать проявление исполинского духа.
Мужчина мучительно медленно повернулся и припечатал Эмили убийственной яростью своих глаз. Будто перед ней сейчас стоял другой человек, черты которого исказила адская смесь. Мурашки покрыли всё её тело, когда свирепым шипением он выплюнул:
— Моральным уродом я был бы в том случае, если бы позволил случиться тому, чего ты так безумно добиваешься. Это первое. Таких, как ты, поверь, за одну ночь в моей постели могло быто одновременно по три или по четыре… И никакими чувствами не пахло. Похоть. Животный инстинкт. Удовлетворение потребностей. Это второе. Твои провокации начинают действовать мне на нервы. Не тешь себя ложными представлениями. Я был конченым ублюдком, и сейчас ты проворно вытаскиваешь из меня самое плохое. Я стараюсь держаться, но мое терпение имеет границы. Это третье.
— Таких, как я?! — выдохнула в шоке. — Ты сравниваешь меня со своими проститутками?!
— А тебе кажется, ты чем-то от них отличаешься? — хмыкнул презрительно. — Настойчиво пытаясь залезть мне в трусы…
— Отличаюсь!
Эмили сделала несколько шагов, сжав кулаки и приближаясь вплотную. Грудная клетка заходилась в бешенстве. Пекло внутри требовало выхода. В одно мгновение он будто превратился во врага, хлеща по ней безжалостными словами.
— Чем? Просвети, — сухо, колко.
Дыхание мужчины коснулось её мокрых щек, вызывая еще больше мурашек. То ли от холода, то ли от безразличия в голосе.
Больно…
— Хотя бы тем, что ты-то как раз ко мне в трусы не лезешь, хотя очень этого хочешь.
Процедила эмоционально, будто вколачивая в него каждую букву. Что-то в глубине его глаз поменялось. Огонь стал полыхать ярче, но природа его показалась Эмили мягче. Как же ей хотелось прикоснуться к нему, попросить, чтобы перестал возводить преграды, принял её чувство.
— Вот бы узнать, что по этому поводу думает твой отец, семья. И как ты объяснила бы им тягу ко мне. Взрослому дядьке с темным прошлым и неопределенным настоящим.