Отлегло. Чуточку. Но отлегло.
И вот так шажочек за шажочком Эмили пыталась влиться в новую жизнь. С верными установками и правильными, пусть и ранящими, поступками.
* * *
Бывало, накрывало адски. До удушья, до спазмов от невозможности говорить об этом вслух. Обжигающая спираль скручивала внутренности, лишая способности дышать, мыслить, существовать.
Эмили просила Лео, и тот молча собирался. Они оказывались в ближайшем клубе в течение считанных минут. Друг стоял в стороне и тщательно следил за тем, чтобы её никто не тревожил.
А она…закрывала глаза и отдавалась ритму. Двигалась, двигалась, двигалась. Впадала в транс, ища успокоения. Только это работало не так, как раньше. Теперь в забытье всенепременно вторгались глаза. Серьезные. Глубокие. Янтарно-зеленые. Покорившие с первой секунды. В них было столько…всего, что не уместилось бы в ком-то другом.
Марсель потрясающий человек, которого не каждый поймет. А Эмили понимала. Принимала. Со всем прошлым. С его недостатками и достоинствами. Его замкнутостью, суровостью, местами — черствостью. С его неординарным складом ума. Он для неё и есть идеальный мужчина, другого не хотелось. Никогда.
Девушка танцевала и улыбалась. Соленая влага орошала щеки, но это получалось само собой. Когда любишь, всегда немного больно. Да, эта фраза звучит снова и снова. А ей очень больно.
Воспоминания — калейдоскоп. Как быстро сменяющиеся узоры, являются перед закрытыми веками, окрыляют, словно это происходит сейчас, а не кануло в Лету.
Вот он прикасается к ней впервые, переборов свои принципы. Эмили была так счастлива… Осознавала, чего ему это стоит. Осознавала и была благодарна.
Вот дарит цветы, извиняясь за окончание ночи…
Вот побрился для неё…
Вот ушел с организованного праздника и уединился с ней, отмечая день рождения…
Вот спас её очередной раз, предотвратив похищение.
А ведь она обиделась, посчитав это проявлением какого-то неуемного патронажа. Будто не хотят воспринимать всерьез маленькую девочку. А мужчина пытался защитить. Всегда. И связь их хотел предотвратить, исходя из переживаний о ней, её чувствах.
Но разве могла девушка отказаться от крохотного шанса почувствовать его близость! Ни за что! Пусть сейчас и рвёт душу на куски от мысли, что те же руки касаются теперь ту, что стала законной женой… Пусть и выворачивает наизнанку, стоит только представить, что те же губы целуют другую женщину…
Не отказалась бы.
Знала, что будет так.
И попеременно хочется сдохнуть от тоски. Марсель — чужой.
И лелеять их короткую историю, бережно храня каждый миг. Марсель всё же был на какой-то миг её, Эмили Марселем…
* * *
Середина мая радовала солнечными лучами. Прекрасная погода сохранялась вот уже целую неделю. Рядом с домом, в котором ребята снимали квартиру, по счастливому стечению обстоятельств находился лес, имеющий асфальтированные широкие дорожки, по которым любили гулять мамочки с детьми.
Эмили катила коляску с малышкой, вдыхая свежий утренний запах зелени. Птицы радовали своим мелодичным щебетанием, а деревья — шелестом листвы. Когда-то она стремилась именно к этому — гармонии. Путь был долог и тернист, но всё же имел свое логическое завершение там, где ей хотелось оказаться.
За прошедшие два месяца девушка привыкла прислушиваться к себе, вести откровенные разговоры со своим подсознанием, отмечать какие-то новые открытия, принятия, выводы.
Взрослеть. Одним словом.
И многому способствовало рождение маленькой жизни. Эмилия была ожидаемо красива. Ещё бы — с такими-то родителями. Но при этом, как будто ошеломила всех своей безупречной внешностью, что раскрывалась с каждым днем всё ярче и ярче. И вот, смотря на эту кроху, сама Эмили впервые по-настоящему попыталась понять отца. В ней просыпалась бесконечная благодарность к его поступку — он не оставил её той, которой не нужен был ребенок. А ведь мог. Зачем ему лишние проблемы и огласка? Мог! Но не оставил! В нём чувств к собственному дитя было несравнимо больше, чем в женщине, родившей её.
Это чудовищно. Невозможно такое принять. Но и осуждать тоже нельзя. В конце концов, она не может быть объективной. Эмили выросла в чудесной семье, была окружена заботой, вниманием, любовью. А что ей могла дать другая сторона? Кожа покрывалась неприятными мурашками от этой мысли. Явно же — абсолютно противоположную картину, раз новорожденного, словно кусок мяса, продали за солидное вознаграждение.
Не было желания узнать, кто её биологическая мать. И мотивов её поступка тоже. Девушка не лукавила, когда говорила отцу, что у неё есть родная мама. Чьи чувства были важнее, и их не хотелось задевать. Конечно, разговора не миновать, она должна узнать, как сильно Эмили любит. Как боготворит, как отчаянно благодарна за то, что приняла с таким самозабвением младенца другой женщины. Об этом очень больно думать. Несправедливо, что ей пришлось это пережить. Не всякий может оправиться от предательства, простить, да еще и с распростертыми объятиями принять его последствия. Но Роза Тер-Грикурова, как ни крути, героиня. Для самой девушки уж точно. Никогда ей не расплатиться за то, что та сделала для неё…
Завершив прогулку, она осторожно раскрыла дверь и бесшумно вкатила коляску.
— Вы сегодня задержались, — услышала шепот от выходящей из кухни Тины, которая с обожанием поглядывала на спящую дочь.
— А ты почему не отдыхаешь? Я для чего тебя одну оставляю? — ответила ей в тон.
Подруга махнула рукой и ловко переместила малышку в люльку, не разбудив ту, пока Эмили мыла руки. Затем присоединилась к молчаливому созерцанию бесценного комочка на белоснежной ткани.
— Я когда на неё смотрю, не могу не думать о твой матери. Когда она родила и взглянула на тебя, неужели ничего в ней не шевельнулось? Совсем? Даже суррогатные матери зачастую с трудом отказываются от младенцев. А тут родная… Прости, если задеваю, но мне надо было высказаться. Сейчас на многое смотришь иначе. И ничего важнее вот этого чуда больше нет. Я не представляю, чтобы могло быть по-другому.
— Всё в порядке, не извиняйся. Видимо, нет, не шевельнулось. Не всем дано быть истинными родителями. Зато шевельнулось у той, что приняла меня, как собственную. До конца жизни буду молиться за неё. Она — моё благословение от Бога.
На глаза непроизвольно наворачиваются слёзы. Соскучилась дико. Так хотелось обнять маму, поговорить с ней, рассказать, какой взрослой теперь стала. Как жаль, что столько времени мучила их с папой. Они так переживали…
Тина тоже украдкой вытирает непрошенную влагу. Затем обе синхронно двигаются к выходу, и уже через пять минут пьют чай в мирной обстановке.
— Тебе уже пора, да? — подруга грустно улыбается.
— Да, надо забронировать билеты, через неделю сессия. А ещё дома что-то неспокойно. Лали не стала распространяться, но у Иветы, кажется, всё же случился нервный срыв.
Кристину передергивает. Острая реакция вполне понятна. История Артёма не оставляет равнодушным. Беззащитные дети попросту не должны страдать…
— Ты и без меня справляешься на ура, мы зря все волновались. Просто спать будешь чуть меньше. Но ведь успела восстановиться, правда?
— Конечно, Миль. Спасибо тебе еще раз. Возможно, я не справлялась бы так хорошо, если бы с самого начала тебя не было рядом. И спала, когда невмоготу было. И не металась лихорадочно, не зная, за что взяться. Уборка, стирка, глажка, готовка — ты всё взяла на себя.
— Прекрати.
Увы, ни семья Кристины, ни семья Лео своего решения не изменили. Никто новоиспеченной мамочке на помощь не пришел. Эмили всё надеялась, что в один прекрасный день хотя бы кто-то откроет эту дверь и обнимет девушку, пытающуюся быть сильной, не показывая, как ноет сердце. Но зато они есть друг у друга, и смотреть на них — чистый кайф. А ведь сколько сомнений было в начале, они же так молоды… Оказалось, у них можно поучиться даже зрелым парам. Лео пахал, как проклятый, появлялся дома на считанные часы, и должен был бы, по-хорошему, отсыпаться. Но вместо этого не отлипал от дочери, делал массажи, возился с ней, помогал жене. Очень редко, когда совсем-совсем валился с ног, позволял себе забыться сном. И его было чертовски жалко…