― Кофе? ― спрашиваю я, приподняв термос.
― Да, спасибо, ― мой гость толстым слоем намазывает масло на булочку, с жадностью кусает ее и, пока жует, урча от удовольствия, спрашивает меня: ― Как тебя зовут?
― Эмилия.
Что за нелепая ситуация?! Мы сидим здесь, прям как два придурка, которые после ночи случайного секса, столкнувшись утром на кухне, решили познакомиться.
― У меня к тебе есть вопросы, ― начинаю разговор, накладывая завтрак на его тарелку.
Мой гость же, не глядя на меня, накалывает на вилку жареное яйцо и целиком запихивает его в рот. Похоже, он действительно слишком голоден.
― Извини, но я не ел, как минимум, два дня, ― подтверждает он мою догадку.
― Не беспокойся. Я пожарила с запасом.
Целую ячейку, если уж на то пошло.
В рекордном темпе мой гость проглатывает семь яиц и две булочки, запивая все это чашкой кофе и стаканом апельсинового сока. Затем удовлетворенно откидывается на спинку стула.
― Хорошо. Что ты хочешь знать?
― Кто тебя подстрелил? И почему ты сбежал от скорой помощи?
Он так тяжко вздыхает, словно мои вопросы для него непосильное бремя.
― Я не в курсе, кто стрелял в меня. Все, что знаю, ― меня кто-то преследует. Решил, что лучше оставаться в тени и никому не показываться.
― И кто же тебя преследует?
Его рука, сжимающая кофейную чашку, напрягается.
― Не знаю.
Я хмурюсь. Он не может мне этого сказать? Мне очень хочется задать еще парочку вопросов, но его явное нежелание быть откровенным сбивает меня с толку. И тем не менее он же не может сидеть в моем доме, ожидать от меня помощи и молчать.
Я нервно сглатываю.
― Я тебе не верю.
Он пристально смотрит на меня, словно пытается понять, можно ли мне доверять.
― Я не помню, ― признается он спустя пару мгновений. ― Но тебе, Эмилия, лучше держаться подальше от всего этого.
Я чувствую, что он говорит правду, но, вполне возможно, мне хочется верить ему лишь потому, что мое имя в его устах прозвучало так интимно, что по всему телу пробежала волна покалывающих мурашек. Мое сердце хочет верить этому мужчине, зато здравый смысл не дремлет. Если принять во внимание его акцент, то он вполне может оказаться шпионом, за которым охотится правительство. Отсюда и его повышенная секретность.
― Почему молодая красивая женщина живет одна в такой глуши? ― прерывает он мои размышления. ― Неужели ты не боишься?
«Он назвал меня красивой. Выходит, я ему нравлюсь».
― До прошлой ночи не было повода, ― с легким сарказмом говорю я, и когда он смеется в ответ, у меня возникает потребность разделить с ним не только его веселье, но и его боль, и его печаль. ― Зачем ты проник в мой дом?
Он пожимает плечами.
― Я не знал, куда мне идти.
Какое-то неубедительное оправдание.
― А ты когда-нибудь слышал, что нужно стучаться или звонить?
― Ты права, извини. Я не хотел тебя пугать, ― его взгляд открыт, и я не вижу в нем фальши. Но его односложные ответы не способствуют моему доверию. К тому же от его дальнейших слов я снова начинаю нервничать. ― Я еще даже не поблагодарил тебя за помощь, ― с сожалением говорит он.
― Пустяки, можешь не париться. Все так и должно быть.
Я делаю вид, что в моем поведении нет ничего особенного, лишь бы он не решил, что я сумасшедшая.
Напряженно помешиваю в чашке свой кофе.
― Не многие бы так поступили, ― замечает Маркус.
Так и есть. Так делают только сексуально неудовлетворенные женщины, обремененные социальными фобиями. Но я же не могу ему в этом признаться? Это непременно приведет к дальнейшим неприятным вопросам, на которые я не смогу ответить. С одной стороны, у меня просто нет этих ответов. А с другой, не хочу раскрываться перед чужаком. Он здесь. В моем доме. И так уже слишком. Подобного я даже представить себе не могла.
Пытаясь отвлечься, продолжаю расспрашивать:
― Ты же знаешь свое имя, может, еще что-то припомнишь? ― я намеренно упоминаю о его имени, потому что уверена, оно фальшивое. ― Ты же не мог все забыть? Может, помнишь, откуда ты? Где живешь?
Он пожимает плечами.
― Не знаю. Иногда вспыхивают обрывки воспоминаний, поэтому я знаю свое имя и последнее место, где я был, но… ― он ненадолго замолкает, сжимая пальцы в кулаки и снова разжимая их. ― К сожалению, больше ничего не помню.
Странно. Как он мог потерять память? Не из-за раны же в плече?
― Может, ты ударился головой?
― Я, конечно, падал, но там просто шишка, ― он проводит рукой по волосам, нащупывая место ушиба.