Конец видеозаписи.
«Серия экспериментов успешно завершена». Это никак не укладывается у меня в голове. Мы с Шоном не бездушные машины, которыми можно управлять лишь одним нажатием кнопки. Как часто нас сталкивали, чтобы проверить, как мы реагируем друг на друга?
Я растерянно смотрю на Шона. То, о чем говорили на видеозаписи мужчины, не может не задеть его самолюбия, и, наверняка, как и меня, бесит. Он пялится на экран суженными от злости глазами. И так сильно сжимает зубы, что на скулах перекатываются желваки.
— Как я мог подписаться на подобное? — наконец выдавливает он. — Ни за что на свете я не согласился бы на такое добровольно.
Аналогичный вопрос будоражит и мои нервы. Больше чем уверена — мой отец воспользовался мной вслепую. Но как они смогли заманить Шона? И почему я ничего не помню?
Поскольку у нас пока нет возможности найти ответы, и к тому же я боюсь, что Шон, потеряв самообладание, что-нибудь натворит, включаю второе видео.
— Давай продолжим. Мы не можем здесь долго задерживаться.
Начинается новая запись.
В стерильной комнате находится кресло, напоминающее стоматологическое. В нем сидит очень крупный мужчина с бронзовой кожей и черными волосами.
— Ильхан, — шепчет Шон.
Я удивленно смотрю на него.
— Ты узнал его?
Шон утвердительно кивает.
Это хорошо. Возможно, к нему возвращается память.
Руки Ильхана крепко привязаны. Находящиеся в комнате два сотрудника одеты как хирурги. На них гигиенические маски, медицинские перчатки и шапочки. Один, держа в руке что-то напоминающее машинку для татуировок, обрабатывает руку Ильхана. Очевидно, ему набивают аналогичный номер, что и на запястье у Шона. Другой сотрудник не спускает глаз с узкой пробирки, торчащей из металлического контейнера. Жидкость в ней темно-синего цвета и блестит, как если бы ее смешали с моющим средством.
Я хмурюсь, глядя на экран. Зачем нам это показывают? Я знала, что татуировка Шона от GenTech, поэтому запись не стала для меня неожиданностью.
Сцена резко меняется.
Другая комната. На операционном столе лежит крыса под анестезией. Ее спина выбрита. Человек из предыдущих видеокадров набивает на спине животного татуировку, рисуя узкие линии. В нижней части экрана идет отсчет даты и времени.
Затем еще один разрыв видеозаписи, и новый видеофрагмент.
Прошло — как я понимаю по новой дате — три недели.
Татуированная крыса бодро бегает в стеклянном коробе. Внезапно ее татуировка окрашивается в красный цвет. Больше, как мне кажется, ничего не меняется. Но вскоре крыса начинает пошатываться, и я замечаю, как по ее телу стекают красные капли. У нее идет кровь. Смертельная агония отвратительна и длится, казалось бы, целую вечность. Но по факту всего лишь несколько минут, поскольку продолжительность этого видео восемь минут. В конце концов крыса падает, пару раз дергается и подыхает. Из ее пасти сочится пенящаяся кровь.
Тошнота подкатывает к самому горлу, а в желудке такая тяжесть, будто я проглотила булыжник.
— Бл*ть, — Шон шокировано разглядывает свое запястье. — Что за дерьмовая татуировка?
Я молча смотрю на него, не зная, что сказать.
У него в организме бомба. Когда она взорвется? Крыса, похоже, прожила три недели. Я сглатываю застрявший в горле ком, чтобы Шон не заметил охватившей меня паники, и хватаю его за руку.
— Василий Соболев, — в записке, которую мне тайно передали в институте, говорилось, что он поможет нам. — Мы должны немедленно отправиться в Гданьск.
Глава11
ЭМИЛИЯ
Триста семьдесят километров до Гданьска мы преодолеваем в рекордно короткий срок. Шон мчится по шоссе, словно за ним гонится дьявол. Я то и дело бросаю взгляд на его татуировку и всякий раз, когда вижу ее, начинаю паниковать.
Двадцать один день. Эта цифра не выходит у меня из головы.
Сколько у нас времени до того, как бомба активируется? И можно ли ее удалить?
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я Шона, чтобы отвлечься от ненужных сейчас переживаний. — Ты в порядке?
Не могу же я напрямую спросить его о том, что волнует меня сейчас больше всего, — не чувствует ли он признаков поступления в кровь яда.
Шон бросает на меня взгляд, который я охарактеризовала бы как жесткий.
— А как я могу себя чувствовать? В моем теле чертова бомба, которая может взорваться в любой момент.
Мое сердце судорожно сжимается.