Квартал Горица плавно спускался к городу со своими домами, которые выглядели так, словно их разбросали сверху с самолета. С Черной горы взгляд скользил по крышам, тянущимся в сторону города. Там жили бедные люди и горожане, по-прежнему считающие себя крестьянами. Лишь в одной части квартала — где как раз располагался наш дом — жили офицеры JNA[19] и служащие.
С наступлением темноты, когда я торопился домой, из-за изгороди доносилась громкая музыка и совершенно непонятные фразы:
— Мама, достань мне сигареты из холодильника!
Или:
— Брось мне зажигалку из водонагревателя!
Так жители Горицы пытались через забор донести до сведения своих соседей, что уровень их жизни улучшился, несмотря на нищенскую зарплату. Они работали сверхурочно или возделывали клочок земли за пределами города, который все называли «ранчо». На эти деньги они питались, а на зарплату, когда им удавалось накопить нужную сумму, покупали холодильники и водонагреватели.
С точностью швейцарских часов каждый вечер мимо старой бакалеи Горицы нетвердой походкой проходил тот, кого Паша называл «рабом любви», — Алия-тряпка. Он был известен в квартале тем, что стирал нижнее белье своей жены Самки и любил пятидесятиградусную ракию[20].
— Алия-тряпка у своей жены под пяткой! — бросал Паша, в последнюю секунду уворачиваясь от кулаков захмелевшего великана.
Алия-тряпка жил за оградой, на которой висел голубой ржавый номер «54», на улице Краиска. Для мужчины из Горицы стирать белье своей жены означало настоящее унижение. Никто в этом не сомневался, особенно мы, пацаны квартала. На вокзале Алия носил фуражку с номером «14» и таскал в руках чемоданы и прочий багаж. В это время Самка принимала у себя любовников. Алия пил и ничего об этом не знал или прикидывался идиотом.
— Когда хлещешь пятидесятиградусную водку, получаешь то, что заслужил! — говорили соседи.
А мы, мальчишки, бегали за ним и кричали:
— Алия-тряпка у своей жены под пяткой!
Шел ли дождь, падал ли снег, светило ли солнце или свистел ветер, ответ всегда был неизменным:
— Алия имеет вашу мать!
Гигант возвращался с вокзала, держа в руках воображаемый багаж, и, пошатываясь, поднимался по улице Краиска, уверенный, что пятидесятиградусная водка и погодные неприятности ему нипочем.
— Дождь на Алию поливает, солнце его обжигает, ветер стегает, но он ничего не замечает, — бормотал он.
Прислонившись спиной к ограде дома номер 54 по улице Краиска, мы встречали осень. Алия отправился на вокзал, и мы со всех ног бросились к дырке в заборе, через которую обычно подглядывали за Самкой. До нас доносилась песня: «Этим вечером сердце рыдает, этим вечером грусть на душе».
Мы толкали друг друга, пока Харо, брат Паши, наблюдал за Самкой.
— Хорошо, милашка, Бог наградил тебя здоровьем! — комментировал он.
Харо держал руку в кармане, и мы слышали его прерывистое дыхание.
— Что она там возится, словно с собственным братом! — Затем он добавил: — Еще, малышка, еще!
Он вращал рукой в своем кармане. Я спросил у Паши, что такое делает его брат.
— Это карманный бильярд, придурок! — ответил он мне.
Когда подошла моя очередь, я приник к дыре в заборе и засунул руку в карман. Я смотрел на Самку, которая, на мой взгляд, не делала ничего особенного, и шарил рукой в кармане, чтобы не выглядеть идиотом. Она сидела в большой ванне, наполненной водой, которая стояла посередине сада, и методичными движениями сплющивала свою грудь ладонями, опуская ее вниз. Она смеялась, довольная своей грудью, которая после этого сама подскакивала вверх.
Мне вспомнился урок истории о Копернике: сколько у него было проблем с Церковью, когда он доказывал существование закона гравитации. И как ему досталось от этой самой Церкви, утверждавшей, что такого явления не существует!
Мои мысли от Коперника вернулись к тому, что происходило в саду. Самка взяла со столика горшок с ветвью, усеянной мелкими помидорами. Она сорвала один, затем второй и так далее. Она клала их между грудями и раздавливала один за другим, брызгая струей томатного сока. Она была похожа одновременно на актрису цирка, репетирующую свой номер, и на обычную домохозяйку. Этот номер сводил ее клиентуру с ума. И сейчас клиент не мог больше терпеть. Его крик раздался над Горицей, как вопль Тарзана в джунглях: