— Знаешь, Марко, я понятия не имею, как это делается. А что это вообще такое, впрыгнуть человеку в жизнь?
— Временами, когда мне случается быть на людях, я в уме у себя вижу много разных телеэкранов, и на каждом из них показывают… что-то свое на каждом экране, словно разные передачи, но об одном и том же человеке. Если я захочу, то могу запрыгнуть в один такой экран и увидеть то, что хочу узнать про этого человека. Это похоже на то, как смотрят кино по телевизору, только это кино настоящее… о том, что случалось с этими людьми очень давно, скажем, когда они еще были совсем детьми. Кое-кто из ребят, с которыми я могу говорить внутри, тоже могут это делать. Поэтому я решил и у тебя спросить, умеешь ты такое или нет.
— По правде говоря, меня никто и никогда не спрашивал ни о чем подобном, — ответил я ему. — Так что давай лучше я тебя спрошу. Вот ты, когда это делаешь, то есть запрыгиваешь внутрь человека… Что, по-твоему, там показывают: то, что было на самом деле, или просто какие-то выдумки?
— Значит, не веришь?
— Ясное дело, что верю, — сказал я, стараясь не выдать своего замешательства. — Просто как-то это все очень необычно… то, что ты рассказываешь. Такое не то что сделать — представить себе тяжело.
— Если хочешь, я могу сделать это прямо сейчас, — сказал он, и я снова почувствовал тот же самый холодок в спине.
— Ну… давай, посмотрим, как ты это делаешь.
Он закрыл глаза, а мне вдруг почему-то подумалось, что Марко этот, наверное, нахватался от своих родителей всяких нью-эйджевских россказней и у него на этом совсем крыша поехала. В противном случае, чего ради его понесло на такую лекцию в воскресный вечер, когда ему, по всем правилам, нужно сидеть дома и готовиться к завтрашней школе?
— Я вижу тебя… ты в гараже. — Его глаза были по-прежнему закрыты, а мне вдруг показалось, что в комнате все словно качнулось и куда-то поплыло. — Ты плачешь, потому что пропала твоя собака… она убежала. Ты здесь уже целый день и не хочешь выходить… целый день плачешь. По виду ты примерно моего возраста, может, чуть старше. Вот выходит твоя мама, говорит, чтобы ты вышел хотя бы поесть, но ты…
— Все, Марко, хватит, хватит, — сказал я, а у самого от волнения даже пот на лбу выступил. Он пересказал все точь-в-точь как было, а ведь никто этого не знал, кроме меня самого. Мне тогда было двенадцать лет, и наша собака в очередной раз сбежала со двора. Она и раньше неоднократно убегала, но всегда возвращалась. Не знаю почему, но в этот раз я вдруг почувствовал, что он, наш песик, не вернется больше, и я оказался прав. Я просидел в гараже целый день…
— Его звали Хансел… песика твоего.
— Именно так, Марко… его звали Хансел. Все сходится. Ты рассказываешь все так подробно, словно видел своими глазами.
— Ну… я же говорил тебе, что вижу… словно кино по телевизору.
— И как следует пользоваться таким даром, ты тоже знаешь? — спросил я. — То есть, с какой целью он тебе дан?
— Это часть Сети. Часть того, что делают все дети. У каждого есть что-то свое, что он может делать. Я вот могу видеть, а еще у меня иногда получается с помощью мысли двигать разные предметы.
Не стану скрывать, у меня немного шла кругом голова, словно мои собственные мысли не поспевали за тем, о чем шел разговор. Одно дело рассказывать о чем-то подобном два часа кряду, но когда потом к тебе самому подходит мальчик, какой-то совершенно незнакомый мальчишка из Болгарии, и тут же, на твоих глазах, начинает это делать… Словом, въехать во все это так сразу не получится. К тому времени у меня уже не оставалось сомнений в том, что он говорит о себе правду. Тем более интересно было узнать, что же это за Сеть такая, которая опять и опять упоминалась в нашем разговоре.
Вот тогда-то он и задал мне вопрос, который так круто развернул все в моей жизни.
— Хочешь, чтобы и у тебя так получалось?
— Извини, что ты сказал, Марко?
— Хочешь, чтобы и ты был способен смотреть в те же экраны, что и я? Если хочешь, я могу открыть их для тебя.
Ну и как можно ответить на такой вопрос? Час от часу не легче — я уже был готов повернуться на сто восемьдесят градусов и уйти, не попрощавшись. Но что, если он и вправду не шутит и я, подобно ему, смогу видеть и делать то же, что так естественно выходит у него? Что-то во мне подсказывало, что лучше бы повернуться к нему спиной и завести разговор с любым из гостей, кто окажется поближе. Но моя другая часть уже знала ответ на этот вопрос.