Выбрать главу

– Да, но одинокие женщины тоже должны иметь возможность зарабатывать себе на жизнь, – возразила я. – Должности, которые сейчас для них доступны, приносят такой скудный доход, что они едва могут сводить концы с концами.

– Мужчина – добытчик, женщина – хранительница домашнего очага. Оружие мужчины – меч, оружие женщины – швейная игла, а все остальное от лукавого, – с пафосом процитировал мистер Харгрейв и, смущаясь, добавил, что эти мудрые слова принадлежат не ему, а известному поэту – лорду Теннисону.

И этим раз и навсегда эти уважаемые люди определили место женщины в обществе. Однако моя ближайшая соседка, миссис Шофилд, тут же призналась, что она много путешествовала и ей довелось побывать в лучших дома Европы. Ее рассказ состоял из длинного списка стран и их столиц. Она трещала без умолку, но мне нравилось ее общество. И тут она вдруг упомянула Хеппен Хис. Я промолчала, но чуткое ухо мистера Челфонта уловило знакомое название. Еще бы, это же место прежней, весьма престижной работы его жены, и он не смог сдержаться, чтобы не упомянуть об этом.

– Хеппен Хис? Бель там жила, – сказал он.

Рассказчица была явно заинтригована, но ни о чем не стала расспрашивать и только удивленно вскинула брови.

– Значит, вы знакомы со старшим сыном этого семейства? – спросила она.

Бесполезно закрывать перед любовью двери дома, если она уже поселилась в нем. Упоминание о Финче привело меня в полное замешательство. Я не могла говорить и просто кивнула в ответ.

– И вы, наверное, знаете последние новости о нем? – спросила миссис Шофилд. Не знаю, что в этот момент выражало мое лицо, но она продолжала с интересом на меня смотреть.

– Нет. Расскажите, пожалуйста, – сказала я как можно спокойнее, хотя мои нервы были взвинчены до предела.

Мне казалось, что моя собеседница говорила очень медленно, и мне хотелось взять и встряхнуть ее.

– Все это так ужасно, – сказала она и отвернулась, как будто больше не могла выдерживать мой пристальный взгляд. – Лихорадка. Вся семья просто обезумела от горя.

– Что? Он болен? – прошептала я.

– Моя дорогая миссис Челфонт, его больше нет с нами, – сказала любительница путешествий.

Теперь она смотрела прямо на меня. Я почувствовала, что все взоры обращены ко мне. Как можно реагировать на известие о смерти? Что сказать, когда в тот момент, когда твоя страдающая душа лишилась последней надежды, на тебя смотрит множество горящих любопытством глаз в предвкушении драматической развязки? Разве что какую-нибудь банальность.

– В какой части света он умер? – спросила я.

– Конечно же в Англии, – ответила миссис Шофилд. Ее явно разочаровала моя реакция.

Как долго он находился в Англии? Я была замужем немногим более года и уже достигла, как я считала, довольно зрелого возраста. Мне было восемнадцать лет. Смирение и покорность, выработанные за это время, теперь казались мне обычным самоуспокоением. Если бы я по-настоящему любила его, то прошла бы через огонь и воду для того, чтобы найти его, и моя любовь спасла бы ему жизнь.

Я просидела до самого конца этого званого ужина, наблюдая за переменами блюд, потом простилась с нашими гостями, затем еще полчаса терпеливо выслушивала радостные вопли Альберта по поводу того, что наш обман удался на славу.

– Ты демонстрировала такую аристократическую скуку, – торжествующе воскликнул он, – что они поверили тому, что ты привыкла к более изысканному обществу. Да так оно и есть. Достаточно вспомнить Хеппен Хис. – Он схватил меня за талию и начал радостно вальсировать со мной по комнате. Мне показалось, что прошла целая вечность до того счастливого момента, когда я наконец осталась одна. Той ночью я не ложилась спать. Я дождалась, когда в темноте раздался громкий храп Альберта, и предалась своему горю. Когда же наступило утро, я почувствовала себя вконец обессиленной. Я была такой бледной, что Альберт, посмотрев на меня, пришел к выводу, что я склонна к умственному перенапряжению. Он попросил меня беречь себя и выразил надежду на то, что я смогу продемонстрировать свои изысканные манеры дамам, с которыми мне еще предстоит познакомиться.

В то утро я достала морские раковины, которые собирала в Барлингтоне. Потом долго выкладывала из них узоры. Закончив свою работу, я приклеила все это к деревянной картинной раме. Затем я подумала о том, что могла бы поместить в эту рамку какую-нибудь дорогую моему сердцу безделицу. У меня не было ни портрета матери, ни портрета Финча, поэтому я решила, что у меня должен быть портрет человека, которого я потеряла навсегда. Сидя возле того самого зеркала, возле которого я провела бессонную ночь, я нарисовала свой собственный портрет. Тем самым я сказала последнее прости своей юности. Полужена, полуневеста, эта девочка исчезла навсегда. Она уступила место замужней женщине.

Глава 11

Тихо падал снег, покрывая землю белым кружевом, и птицы молча сидели на ветках деревьев. Природа надела серую траурную мантию и дохнула на деревья ледяным холодом. В саду все еще цвела одна-единственная роза. Она повернула свои беззащитные лепестки навстречу неумолимой судьбе и храбро ожидала смерти.

Вокруг все словно замерло. Слышен был только докучливый грохот поездов, их пыхтение и беспокойный вой. Подобно богам, они способны преодолевать реки и глубокие пропасти. Они проносятся сквозь большие города и маленькие поселки и штурмуют высокие горы. Железные дороги, словно стальные ленты, пересекают всю землю, добираясь до самых отдаленных уголков, и одиночество отступает.

В одном из этих чудес техники ехал сейчас мистер Эллин. В отличие от других пассажиров, нагруженных многочисленными пакетами и свертками и пребывающих в приподнятом настроении, у него не было ничего, кроме небольшого чемодана, в котором наряду с его любимой трубкой, книгой, которую он собирался читать в дороге, и самого обыкновенного нижнего белья лежало красивое женское пальто. Все эти весело настроенные люди возвращались домой, он же, наоборот, покидал родной очаг. И это ему определенно нравилось. Он провел несколько необычайно приятных дней, общаясь с интересными людьми, и сейчас мог не бояться самого, по его мнению, скучного дня в году. Для человека, у которого уже давно не было ни близких людей, ни родственников, Рождество утратило свою привлекательность. Более того, ему даже доставляло удовольствие то, что на фоне всей этой суеты он может оставаться незамеченным.

«Я невидимый, словно моль, – не без удовольствия думал он.

– Я не являюсь сногсшибательным красавцем, но и уродом меня тоже не назовешь, я не обладаю сказочными богатствами, но и не прошу милостыню. Я ни за кого не в ответе и ни от кого не завишу. Мне повезло. Я обладаю такой внешностью, которая позволяет мне полностью скрыть свое истинное лицо. Никто даже и не догадывается, что происходит в моей душе, потому что если у человека такая неброская внешность, то никто не сможет заглянуть ему в душу».

Сделав такое полезное наблюдение, он взял свой чемодан, чтобы достать роман и за чтением скоротать время, оставшееся до обеда. Доставая книгу, он случайно коснулся рукой бархатной ткани. Он вздрогнул так, словно дотронулся до горящей свечи. Заглянув в чемодан, он понял, что это всего лишь упомянутая выше вещица – отороченное бархатом пальто, которое принадлежало Матильде Фитцгиббон. Он надеялся, что ему удастся познакомиться с тем, кто его сшил, и таким образом найти человека, купившего эту вещицу.

Он улыбнулся, посмотрев на ярлычок с именем портнихи. На нем было вышито «мадам Люсиль». «Интересно, – подумал он, – что представляет собой эта английская леди, рискнувшая взять себе такое звучное французское имя». Ему очень хотелось с ней познакомиться. Это будет еще одним маленьким и ни к чему не обязывающим приключением среди всей той рутины и скуки, называемой его жизнью. Он подозревал, что она одна из тех женщин, которые любят выражать свои тайные желания и устремления в работе. Она, скорее всего, человек прилежный и трудолюбивый, но, по всей видимости, недалекий, ведь она сделала это детское пальто похожим на пышный театральный костюм. Он же лично был уверен в том, что нарядная одежда не подходит для детей. Дети, как и мужчины, исходя из своего общественного положения, пользуются определенной свободой, и, для того чтобы сохранить эту самую свободу, им следует быть как можно более незаметными. Неброская одежда подходит для этого как нельзя лучше. Женщины же, наоборот, должны привлекать к себе внимание яркой внешностью. Ему казалось, что им это нравится.