| Harriet would be loved as one to whom she could be useful. | Г арриет будет дорога тем, что ей можно принести пользу. |
| For Mrs. Weston there was nothing to be done; for Harriet every thing. | Для миссис Уэстон ничего нельзя было сделать; для Гарриет можно было сделать все. |
| Her first attempts at usefulness were in an endeavour to find out who were the parents, but Harriet could not tell. | Первые усилия Эммы принести пользу состояли в попытке установить, кто родители Г арриет, однако ей не удалось добиться толку. |
| She was ready to tell every thing in her power, but on this subject questions were vain. | Г арриет рада была бы сообщить все, что может, но расспросы в этом случае оказались тщетны. |
| Emma was obliged to fancy what she liked—but she could never believe that in the same situation she should not have discovered the truth. | Эмме оставалось воображать что угодно — она только не могла не думать, что сама в подобных обстоятельствах непременно выведала бы правду. |
| Harriet had no penetration. | Гарриет не отличалась пытливостью. |
| She had been satisfied to hear and believe just what Mrs. Goddard chose to tell her; and looked no farther. | Она довольствовалась тем, что почитала нужным сказать ей миссис Г оддард — она слушала, верила и не задавалась вопросами. |
| Mrs.Goddard, and the teachers, and the girls and the affairs of the school in general, formed naturally a great part of the conversation—and but for her acquaintance with the Martins of Abbey-Mill Farm, it must have been the whole. | Миссис Годдард, учительницы, пансионерки, вообще школьные дела занимали, естественно, большое место в ее разговоре — и заполнили бы его без остатка, когда бы не знакомое ей семейство Мартинов с фермы Эбби-Милл. |
| But the Martins occupied her thoughts a good deal; she had spent two very happy months with them, and now loved to talk of the pleasures of her visit, and describe the many comforts and wonders of the place. | К Мартинам мысли ее обращались постоянно; она провела у них два безоблачных месяца и любила рассказывать, какие удовольствия получила за это время и каких прелестей и чудес насмотрелась на ферме. |
| Emma encouraged her talkativeness—amused by such a picture of another set of beings, and enjoying the youthful simplicity which could speak with so much exultation of Mrs. Martin's having "two parlours, two very good parlours, indeed; one of them quite as large as Mrs. Goddard's drawing-room; and of her having an upper maid who had lived five-and-twenty years with her; and of their having eight cows, two of them Alderneys, and one a little Welch cow, a very pretty little Welch cow indeed; and of Mrs. Martin's saying as she was so fond of it, it should be called her cow; and of their having a very handsome summer-house in their garden, where some day next year they were all to drink tea:—a very handsome summer-house, large enough to hold a dozen people." | Эмма поощряла ее словоохотливость — ее развлекали эти картинки иной жизни и занимала юная простота, способная с таким жаром рассказывать, что у миссис Мартин в доме «две залы, отличнейшие залы — одна, право же, не уступает величиною гостиной миссис Годдард, и она держит экономку, которая живет у нее целых двадцать пять лет, а коров у них восемь, среди них две олдернейской породы и одна валлийской, прехорошенькая коровка, и миссис Мартин сказала, что раз ей так приглянулась эта коровушка, то ее следует называть отныне ее коровушкою, а в саду у них красивая беседка, и в будущем году все они как-нибудь пойдут туда пить чай, ужасно красивенькая беседка, и в ней без труда могут поместиться десять человек». |
| For some time she was amused, without thinking beyond the immediate cause; but as she came to understand the family better, other feelings arose. | Некоторое время Эмма предавалась своему развлечению, не задумываясь о том, что стоит за каждою фразой, то, получая все более полное представление о семействе Мартинов, мало-помалу прониклась новым чувством. |
| She had taken up a wrong idea, fancying it was a mother and daughter, a son and son's wife, who all lived together; but when it appeared that the Mr. Martin, who bore a part in the narrative, and was always mentioned with approbation for his great good-nature in doing something or other, was a single man; that there was no young Mrs. Martin, no wife in the case; she did suspect danger to her poor little friend from all this hospitality and kindness, and that, if she were not taken care of, she might be required to sink herself forever. | Ей казалось, что на ферме живут мать с дочерью, сын и его жена, но когда выяснилось, что мистер Мартин, который непременно присутствовал в рассказах и упоминался всякий раз с похвалою за добродетель, явленную в том или ином поступке, — что этот мистер Мартин холост и что молодой миссис Мартин, жены его, не существует, тогда заподозрила Эмма, чем угрожает бедняжке Гарриет все это гостеприимство и радушие, — и поняла, что если не взять ее под свою защиту, то ей не миновать уронить себя невозвратно. |
| With this inspiriting notion, her questions increased in number and meaning; and she particularly led Harriet to talk more of Mr. Martin, and there was evidently no dislike to it. | Одушевленная этою мыслью, она умножила число своих вопросов и углубила их, с умыслом побуждая Гарриет больше говорить о мистере Мартине, что явно не вызвало сопротивления. |
| Harriet was very ready to speak of the share he had had in their moonlight walks and merry evening games; and dwelt a good deal upon his being so very good-humoured and obliging. | Гарриет с великой охотою рассказывала о том, как он участвовал в прогулках при луне и веселых играх по вечерам, не забывая отмечать, сколь он приветлив и любезен.
|