Сундучок нашелся чуть не накануне Тининого десятилетия. Справившись с одолевавшим его нетерпением, мистер Эллин согласился не показывать его до праздничного чаепития и вручить его прямо в день рождения, на который был зван к пяти часам пополудни.
Долгожданный день настал, и перед завтраком я разложила на столе подарки — свои и мистера Эллина. Тина им явно очень обрадовалась, но я не заметила того самозабвенного восторга, какой бывает у детей, хотя нам с мистером Эллином казалось, и не без оснований, что все это время она была счастлива в «Серебряном логе» на тихий, мирный лад. И уж само собой разумеется, со слезами и ночными страхами было покончено, не считая двух-трех раз, когда она просыпалась от собственного крика, увидев во сне кошмар.
Но вот праздничный обед закончился, и был сервирован чай, к которому подали торт с бело-розовым кремом и украсили стол вазочкой с подснежниками. Тут раздался хорошо знакомый стук в дверь: вошел мистер Эллин, и на спокойном личике Тины появилось чинное выражение, приличествующее виновнице торжества. В конце трапезы, когда все подарки были с гордостью продемонстрированы, все загадки и головоломки решены, мистер Эллин раздернул, по моему знаку, занавес в нише, где потертый, видавший виды сундучок ныне соседствовал со стоявшей там всегда пальмой. В первую минуту Тина не поверила своим глазам, потом рванулась вперед и опустилась на колени перед вернувшимся к ней сокровищем:
— Мой сундучок! — восклицала она. — Мой сундучок! Но откуда он здесь?
— Юная мисс, я выехал на поиски, — ответил мистер Эллин, — и мне пришлось порядком поколесить по графству, прежде чем я нашел его. Но повремените-ка со своими восторгами, ибо у нас нет ключа и, боюсь, придется взломать замок.
— Ну нет, — запротестовала не помнящая себя от счастья Тина, — ключ есть, я сейчас его принесу.
Она помчалась за кошельком, достала оттуда ключ, дрожащими руками вставила в замочную скважину и открыла сундучок.
Увы, все наши упования оказались напрасны! Сколько можно было судить, в сундучке не было ничего, что помогло бы разгадке. Что мы надеялись найти, перебирая краски, альбомы для рисования, маленьких куколок с шарнирными ручками и ножками, каких, я думаю, в свои детские годы одевала в шелковые и атласные лоскутки наша всемилостивейшая королева? Была там музыкальная шкатулка, были и книжки, но большей частью тоненькие, трехпенсовые и шестипенсовые, с золотым обрезом, в бумажных цветастых обложках. Пока ликующая Тина снова и снова прижимала к груди свою любимицу — большую куклу по имени Розамунда, мистер Эллин ухитрился полистать три-четыре книжки в твердом переплете, надеясь найти на форзаце имя владелицы, но убедился, что оно, со всей очевидностью, было аккуратнейшим образом вырезано. Мы с мистером Эллином были весьма разочарованы, хотя смотрели не без удовольствия, с каким восторгом Тина извлекает на свет одну любимую игрушку за другой. Потом она убежала показывать свои сокровища Энни, Джейн и Элизе, а я дерзнула высказать надежду, что с возвращением сундучка у нее, возможно, появится чувство защищенности и безмятежности, и ей самой захочется рассказать о своем прошлом. Мистер Эллин с этим согласился.
Но мы ошибались — до известной степени. В том, что у нее возникло чувство безопасности, сомневаться не приходилось, и все же сделала она всего только одно признание; даже и не сделала — оно вырвалось у нее случайно. Как-то раз мы с ней вдвоем играли в игру «Вышли в море корабли», в которой вырезанные из картона маленькие парусные суденышки, называвшиеся «Крокодил», «Мушка» и тому подобное, бороздили, по прихоти бросаемого игрального кубика, опасные картонные морские просторы, где то и дело попадались скалы, акулы, водовороты, водяные смерчи и населенные людоедами острова. Когда в разгар игры появился мистер Эллин, Тина стала горячо упрашивать его присоединиться к нам: «Это такая интересная игра, — уговаривала она его. — Мне подарили ее, потому что мы собирались в Нью…»
Она осеклась. «Мушка» выпала у нее из рук и залетела под стол. Она очень долго возилась там, словно никак не могла найти. Наконец, нашла, выбралась из-под стола и застыла на стуле с выражением крайней тревоги на лице.
Я видела, что мистер Эллин борется с желанием задать вопрос и узнать оборванное слово, но боится испугать ее. В конце концов, он сдержался, сел за стол и, как ни в чем ни бывало, стал расспрашивать ее о правилах игры, на что она сначала отвечала, запинаясь, но постепенно все с большим и большим воодушевлением. А совершив победоносное плавание и загнав его и меня на острова к людоедам, она уже вся светилась счастьем и не могла сдержать улыбки. В холле мистер Эллин сказал мне на прощанье: