Время от времени Эмма наряжала Барби в домашний халат.
Кен, по-прежнему раздетый, носился за ней.
Пожалуйста, Барби, прошу тебя… позволь мне запихнуть тебе внутрь свое достоинство. Ну пожалуйста, я ничего тебе не сделаю!
Ее голос звучал насмешливо, в нем клокотал гнев. Мы хоть и были маленькие, но все же понимали, почему папу так раздражает мамина холодность и как его гнев без остатка заполоняет его разум и душу, не оставляя там даже крохотного уголка для нас.
Как-то раз Эмма схватила Барби и швырнула ее о стену. Ничего не сказав. Мы обе сидели на полу, молча взирая на куклу. Она упала на спину, платье струилось вокруг ее тела, сквозь улыбающиеся красные губы проглядывали сияющие белые зубы. Теперь эта картина встала у меня перед глазами – настолько ярко, что в груди забилось сердце, а в ушах застучала кровь. Эмма была достаточно храброй, чтобы швырнуть о стену куклу, в то время как я лишь ахнула и поднесла ко рту ладонь. Она была достаточно храброй выторговывать мамину любовь, хотя и каждый раз рисковала ее потерять. Она была достаточно храброй, чтобы бросить вызов маминой красоте, пользуясь красной губной помадой и щеголяя в коротеньких юбочках. Каждый день своей жизни Эмма боролась за то, к чему стремилась и что хотела иметь, в то время как я лишь пряталась в тени, которую она соизволяла на меня отбрасывать.
Эмма укрывала меня от маминых приступов гнева, и ради чего бы она это ни делала – ради меня или же просто потому, что была такая и нуждалась в подобного рода поступках, – конечный результат от этого не менялся. С ней я чувствовала себя в безопасности.
Когда в памяти всплыли эти картины, меня с ног до головы заполонили сомнения. Зачем было сюда возвращаться? Я же ведь была свободна и могла идти куда угодно! Но тут же ответила себе – зачем. Ради Эммы. Ради Эммы! А еще чтобы опять проделать все те гнусности, от которых мы так натерпелись. Теперь пришла моя очередь стать громоотводом. Проблема лишь в том, что вера в это – еще не сила, поэтому мне было страшно.
Со стороны двери донесся шепот. Мама неодобрительно вздохнула, но все же уступила контроль надо мной. По ковру по направлению к кровати прошелестели три пары ног. Мама села рядом и погладила меня по голове.
– Касс? Касс, эти люди из ФБР. Они хотят с тобой поговорить. Касс?
Я позволила сестре немного похозяйничать в моей голове и изгнать воспоминания о той неубиваемой кукле, презрительно глядящей на нас с пола. Потом открыла глаза и села. Белокурая женщина с короткой стрижкой стояла у кровати, и я поняла, что именно от нее будет зависеть, найдут мою сестру или нет.
– Кассандра? Я доктор Эбигейл Уинтер, криминалист-психолог из Федерального бюро расследований. Рядом со мной – специальный агент Лео Страусс. Мы пришли посмотреть, как вы, и, вероятно, немного поговорить, если у вас, конечно же, нет возражений.
Я кивнула. Слова вертелись у меня на языке – я искусно их подготовила и досконально отрепетировала. Но все их обратила в паническое бегство лавина эмоций.
Из груди вырвались рыдания. Мама сильнее прижала меня к себе, стала успокаивать и качать.
По другую сторону от мамы стояла белокурая женщина с короткой стрижкой. Доктор Эбигейл Уинтер. Невзирая на затуманенный слезами взор и судорожные всхлипы, я видела ее отчетливо – в том числе и как она смотрела на маму.
Я сосредоточила взгляд на ней и только на ней, взирая из-за плеча обнимавшей меня миссис Мартин.
– Найдите Эмму! – с судорожным вздохом сказала я, сглатывая слезы.
Мама отстранилась – достаточно далеко, чтобы посмотреть мне в лицо.
– Она говорила это и раньше, – сказала она, не сводя с меня глаз. – Но больше мы от нее ничего не добились. Думаю, с ней что-то не так!
И тогда тихим, спокойным голосом заговорил агент Страусс:
– Кассандра… а где Эмма? Где мы могли бы ее найти?
Произнесенные мной слова были совсем не те, которые я репетировала. Я была не самой лучшей актрисой, чтобы предложить им свою историю.
Четыре
Доктор Уинтер
– Найдите Эмму!