А когда наконец выдохся и смирился, что с поисками старшей дочери придется немного повременить, сел на краешек кровати, чуть ли не на Касс, и загородил от нее Джуди. После чего задал вопрос, который, по убеждению Эбби, после исчезновения девочек изводил его больше всего:
– Почему? Ну почему вы с Эммой уехали с этими людьми?
В ходе первого расследования Оуэн как-то сказал Эбби, что ошибался, пытаясь найти причины случившегося в семье. А потом добавил, что понимает подростков, попадающих в сети джихадистов, сектантов и извращенцев. Во время одного из разговоров он признал: «Этих ребят нельзя назвать нормальными. Я видел их в новостях по телевизору. Сначала никто ничего не замечает, но потом, после случившегося, всем становится ясно, почему они бегут из дома. Ведь так? С моими девочками все по-другому. Их исчезновение в моих глазах напрочь лишено смысла. Вы меня понимаете? В этом направлении копать не стоит. Не стоит, и все!»
– Почему вы уехали с совершенно чужими людьми? – опять спросил Оуэн, требуя подтверждения своих мыслей.
Наконец Касс ему ответила. В ее голосе присутствовала нотка гнева, удивившая Эбби. Но не она поразила всех, а сам ответ:
– Мы уехали, потому что Эмма забеременела.
Пять
Касс
Впервые увидев дочь после возвращения, отец чуть не вышиб из меня дух. Пронесшись мимо доктора Уинтер, специального агента Страусса и миссис Мартин, он, рыдая, схватил меня в охапку и прижал к себе. У меня даже не было возможности посмотреть на него, увидеть глубокие морщины, прорезанные горем у него на лбу, и седину, теперь посеребрившую его голову. Это случилось лишь двенадцать секунд спустя. А в тот момент, в эти первые двенадцать секунд, ему надо было получить от меня все, что он потерял за последние три года, и невыполнимость этой задачи отнюдь не была ему помехой. Я отнеслась к этому со снисхождением, потому что очень люблю отца. Вновь ощутив прикосновение его рук, я тоже заплакала и стала без конца повторять:
– Папочка… Папочка…
Я часто звала его на острове и каждый раз чувствовала в душе то же самое, что испытала в то утро на маминой кровати, когда он меня к себе прижимал. Сколько бы раз я к нему ни обращалась, умоляя сделать для меня хоть что-нибудь, пусть даже просто поделиться силами, чтобы я могла помочь себе сама, отец ничего такого мне дать не мог.
Я позволила себе немного поплакать и постаралась дать ему то, в чем он так нуждался. Мне было доподлинно известно, что после моего возвращения домой ему обязательно от меня что-то понадобится. Проблема лишь в том, что я тоже была шокирована клокотавшей в душе обидой. Мне хотелось крикнуть ему: Мне тоже кое-что нужно! Тоже! Я должна поведать свою историю, пока она не разорвала мне грудь! Но до меня, похоже, никому не было никакого дела.
Когда я заговорила, когда сказала им, что мы уехали, потому что Эмма забеременела, глаза отца расширились и обезумели, будто он заблудился на море в шторм.
– Я не понимаю! Она что, родила? У нее теперь ребенок? Боже праведный!
Сначала я ответила на второй вопрос:
– Да, у нее теперь маленькая девочка. Но они ее у Эммы отобрали. Билл и Люси забрали ее к себе и теперь считают своей. Поначалу они лишь делали вид, что помогают Эмме ухаживать за ребенком. Потом оставили на ночь у себя в комнате. Сказали, что это лишь на несколько дней, чтобы молодая мама могла отдохнуть. Эмма попыталась было воспротивиться, но они ее не послушали. И больше ребенка уже не отдали.
– Значит, они отказались вас отпустить, да? Держали взаперти? Касс, я ничего не понимаю!
Отец требовал ответа.
– Мы не раз просили позволить нам уехать. А когда они отвечали, что еще рано, еще не время и все такое прочее, разработали план побега, но понятия не имели, как воплотить его в жизнь с учетом того, что малышка постоянно была у них. В итоге мы с Эммой договорились, что я убегу, а потом вернусь с помощью. Я действительно попыталась, но у меня ничего не получилось. Как вы не понимаете… когда несколько лет спустя мы нашли другой способ, Эмма сказала, что без дочери никуда не уедет. Я пыталась убедить ее бежать со мной. Почему вы мне не верите? Я действительно пыталась!
Меня накрыла волна паники – сродни удару, который получает человек, засунув палец в патрон электролампочки. Мысль о маленькой девочке, о ее ножках, волосиках, улыбках; боль, которую я испытала, когда у меня ее отняли, Эмма – мне вдруг стало ее страшно не хватать, как не хватало бы сердца, если бы его вырвали из груди – вынести эту муку оказалось чересчур.