Мама пришла в бешенство, потому как те, кому я об этом сказала, могли нас у нее отнять. Как она сможет быть лучшей мамой на свете, если у нее не останется детей? И только когда ей наконец удалось выиграть процесс, я поняла, насколько она на меня разозлилась.
И это после всего, что я для тебя сделала! Ты никогда меня не любила, мне это и раньше было известно!
Вот тут она ошибалась. Я ее действительно любила. Но волосы мне она больше не расчесывала.
И больше никогда не зови меня мамой! Для тебя я теперь миссис Мартин!
Когда после развода немного улеглась пыль, они с Эммой взяли в привычку печь шоколадный торт и устраивать на кухне танцы. Заходили на «Ютуб» и истерически хохотали над роликами играющих на пианино кошек и несмышленышей, только-только начинающих ходить, по ошибке врезавшихся в стены. По субботам ездили покупать обувь, по воскресеньям смотрели «Настоящих домохозяек». И почти каждый день ссорились, с криками, воплями и руганью – даже потом, за несколько лет привыкнув к этим баталиям, я все равно считала их чем-то запредельным. Но уже на следующий день, а порой даже в тот же, они опять смеялись, будто ничего не произошло. Ни одна никогда не извинялась. Разговоров о том, чтобы жить дружно, тоже не было. Как и правил поведения на будущее. Они просто продолжали в том же духе.
Чтобы понять характер их взаимоотношений, мне понадобилось какое-то время. Я всегда проявляла готовность платить за мамину любовь самую высокую цену. Но Эмма знала что-то такое, что было неведомо мне. Знала, что мама нуждается в нашей любви точно так же, как мы в ее, а может, даже больше. И знала, что если над ней нависнет угроза ее лишиться или стоимость нашего к ней расположения повысится, она пойдет на переговоры. В итоге они то и дело совершали свои сделки, чуть ли не каждый день меняя условия. И постоянно изыскивали средства укрепить свои позиции, садясь за стол и договариваясь.
Мне же не оставалось ничего другого, кроме как стать аутсайдером. Как говорила мама, я была красива, но красотой куклы, безжизненной игрушки, на которую лишь бросают мимолетный взгляд и идут дальше. У них с Эммой было что-то еще – что привлекало других, поэтому они в своем тайном клубе устраивали жесточайшие состязания за любовь друг друга, а заодно и за любовь каждого, кто оказывался в пределах досягаемости. Все, что я могла, это наблюдать за ними с расстояния, достаточно близкого, чтобы заметить эскалацию конфликта. Два могучих государства, постоянно соперничающих за власть и контроль над миром. Долго так продолжаться не могло. Но война между мамой и сестрой все же продолжалась – до вечера нашего исчезновения.
Помню свои ощущения в тот день, когда я вернулась домой. Проделав воскресным июльским утром путь к дому мистера Мартина – надо полагать, к моему, хотя после столь длительного отсутствия он таковым уже не воспринимался, я неподвижно замерла в зарослях. Три года я без устали думала о возвращении. По ночам сны заполоняли воспоминания. Лавандовое мыло и свежая мята в охлажденном чае. «Шанель № 5». Сигары мистера Мартина. Скошенная трава, опавшие листья. Ощущение объятий папиных рук. В тот день вместе с мыслями ушел и страх. Им всем захочется узнать, где я была и каким образом пропала. Равно как и выяснить, где Эмма.
День нашего исчезновения преследовал меня неотступно. В голове снова и снова прокручивалась каждая его деталь. В моем организме, пожирая его живьем, прочно поселилось раскаяние. Я все думала и думала, как рассказать им, как все объяснить. У меня было много времени, даже слишком много, чтобы сочинить историю так, чтобы они могли ее понять. Я разложила ее по полочкам, во всем разобралась, потом вернулась к ней опять, засомневалась в себе, возненавидела, все зачеркнула и переписала сценарий по новой. История – это не просто пересказ произошедшего. События представляют собой лишь набросок, общий контур, а целостной картину делают цвета, пейзаж, атмосфера и рука художника.
Должно быть, я натура творческая. Мне пришлось изыскать в глубинах своего естества несуществующий талант и выдать рассказ, в который все бы поверили. При этом отложить в сторону мысли, будившие во мне прошлое. О маме и Эмме. О миссис и мистере Мартин. Обо мне и Эмме. Несмотря на мою мелочность и эгоизм, маму и сестру я любила. Но людям не дано этого понять. И я была вынуждена стать такой, какой они хотели меня видеть. Кроме одежды на мне, у меня с собой больше ничего не было. Ни подтверждений, ни свидетельств. В доказательство моей правоты я могла привести только одно – сам факт моего существования.