Если отрезок жизни насыщен событиями и сопряженными с ними переживаниями, то впоследствии, вспоминая о нем, порой кажется, что, в общем-то, короткий, но полный событий период может быть приравнен к гораздо более длительным периодам монотонной жизни.
Стремление ощутить приятное чувство победы над соперником – один из стимулов развития спорта. Почести и награды, которые ждут победителя, еще более подогревают это чувство, а следовательно, и желание спортсмена одержать победу. Кстати, в спорте, как и в любом деле, приятно не только превзойти кого-то, но и ощутить, что ты преодолел трудности, может быть, страх и добился поставленной ранее цели. Поэтому трудно переоценить то чувство удовольствия, а иногда и восторга, которое испытывает лыжник, совершающий стометровый полет с трамплина, или альпинист, преодолевший крутые подъемы, прошедший через гигантские ледники и достигший наконец одной из высочайших вершин Памира. Если отрезок жизни насыщен событиями и сопряженными с ними переживаниями, то впоследствии, вспоминая о нем, порой кажется, что в общем-то короткий, но полный событий период может быть приравнен к гораздо более длительным периодам монотонной жизни. В романе Ю. В. Бондарева «Горячий снег» описан один из тяжелых боев под Сталинградом. Участник его артиллерист лейтенант Кузнецов в течение суток находился в самой гуще событий. Он видел трагическую смерть наводчика Касымова, видел, как ездовой Сергуненков, стремясь подорвать противотанковыми гранатами вражескую самоходку, ползком под огнем противника преодолел 150 метров ровного поля, но был расстрелян в упор пулеметными очередями. Он видел, как немецкий танк раздавил гусеницами орудийный расчет Чубарикова, видел сжавшуюся калачиком на снегу медицинскую сестру Зою, «под боком которой расплывалось темное пятно и валялся маленький, как игрушка, никелированный „вальтер“». И все это приводило к тому, что прошедшие одни сутки воспринимались им как бесконечные двадцать лет, «потому что память его не освобождалась, держала в себе все». Действительно, надо сказать, что периоды, насыщенные событиями, вызвавшими сильные чувства, подчас не меркнут в памяти в течение всей жизни.
…как вино – печаль минувших дней
B моей душе чем старе, тем сильней.
А. С. Пушкин
Стимулировать воспоминание и сопутствующие ему эмоции может любой раздражитель, любая ассоциация. «Если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, – писал Н. В. Гоголь, – тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майской темной ночью, глядящей из сада, сквозь растворенное окно, на стол, установленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!»
Известно, что нередко те или иные положительные или отрицательные эмоции вызывают звуки рояля или праздничные артиллерийские залпы, запах моря, пищи или бензина, запах духов или цветов.
Запахи, запахи воспоминаний,
Запахи первой, последней любви,
Запахи беглых мгновенных свиданий.
Всюду преследуют, хоть зареви!
А. Марков
Руководствуясь желанием пережить вновь минувшее счастливое время тревожной молодости, листает тяжелые фотоальбомы, пожелтевшие дипломы, грамоты оказавшийся не у дел ветеран. Желание вновь пережить и прочувствовать пережитое нередко является стимулом к написанию мемуаров «о времени и о себе», о пережитом, о творчестве, о людях, с которыми шел по жизни.
Бывает, что какой-то случайно попавшийся на глаза предмет, услышанный звук, воспринятый запах для поэта, художника или писателя становятся стимулом к творчеству, к созданию картины или скульптуры, стихотворения или повести, так как вызывают те или иные эмоции, а вместе с ними и соответствующие мысли. Так, однажды, а точнее, судя по записи в дневнике, 18 июля 1896 года, Л. Н. Толстой наткнулся у края дороги на куст репейника, который называли тогда также «татарином». Эта случайность стала причиной рождения в сознании писателя удивительной аналогии и побудила его к написанию ставшей хрестоматийной замечательной повести о Хаджи Мурате.
«Куст татарина состоял из трех отростков. Один был оторван, и, как отрубленная рука, торчал остаток ветки. На других двух было на каждом по цветку. Цветки эти когда-то были красные, теперь же были черные. Один стебель был сломан, и половина его, с грязным цветком на конце, висела книзу, другой, хотя и вымазанный черноземной грязью, все еще торчал кверху. Видно было, что весь кустик был переехан колесом и уже после поднялся, и потому стоял боком, но все-таки стоял. Точно вырвали у него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаза. Но он все стоит и не сдается человеку, уничтожившему всех его братьев кругом него.