Афины в то время только восстанавливались после столетия войн и угнетения. Когда закончились долгая война с Персией и последовавшая за ней кровопролитная гражданская война со Спартой, в ходе которой Сократ проявил воинскую доблесть и был награжден, спартанцы ограничили знаменитую афинскую демократию и навязали полису правительство Тридцати тиранов. Афиняне, возмущенные приходом новой власти, вскоре взбунтовались. Менее чем за год они выдворили тиранов из полиса и арестовали подозреваемых в содействии проспартанским политикам.
Среди арестованных был и Сократ. Его главным преступлением считалось не безбожие и даже не развращение юношей: дело заключалось в том, кого именно он развратил, — людей влиятельных, облеченных властью и глубоко ненавидимых афинянами. Например, Алкивиада — видного генерала, который в поисках большей выгоды постоянно метался между армиями Афин и Спарты. У Сократа учились и некоторые из Тридцати тиранов — к таковым относился Критий, один из самых могущественных в группе, — а также члены семей, поддержавших их[20]. А еще сын Периктионы, племянницы Крития, молодой борец Платон.
Без сомнения, Сократа арестовали по политическим мотивам, однако он все-таки был виновен в том, что ему предъявлялось. Услышав решение, Сократ попросил у властей вместо смертной казни обеспечить его до конца жизни бесплатными обедами в благодарность за службу полису. Как можете представить, такую просьбу приняли отнюдь не с восторгом, и Сократа приговорили к казни через отравление.
Приговор был исполнен, когда Сократ добровольно выпил чашу с ядом болиголова. Если верить Платону, чье описание основывается на свидетельствах другого ученика Сократа, Федона, лично присутствовавшего при казни, те, кто находился рядом с Сократом в его последние часы, стали плакать, когда увидели, как мыслитель пьет яд. Сократа это рассердило: «Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства, — ведь меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя!»[21], [22] Их горе было вызвано скорбью и желанием найти способ изменить мучительные обстоятельства. Однако, по убеждениям Платона, мужчины — именно мужчины — должны контролировать свои чувства. Женщины, по его мнению, могли рыдать, бить себя в грудь и рвать туники. Но не мужчины. Их рыдания эгоистичны. Как эгоистична их попытка избежать душевных страданий и выдать желаемое за правильное, вместо того чтобы поступить правильно.
После отповеди Сократа присутствовавшие мужчины тут же перестали плакать. Сдерживать слезы, наблюдая смерть друга, вероятно, стоило им огромного эмоционального труда. При этом они устыдились своего поведения, осознав, что оплакивают не Сократа, который, казалось, сохранял спокойствие, а собственное «горе — потерю такого друга»[23]. Другими словами, их слезы не были добродетельны. Они были эгоистичны, а значит, нарушали эмоциональный режим, предписываемый Сократом и Платоном.
В рассказе Платона о смерти Сократа есть еще одна деталь, которая прекрасно иллюстрирует его веру в то, что пате необходимо контролировать ради высшего блага[24]. Если верить Платону, Сократу дали шанс сбежать[25]. Бегство должно было казаться Сократу правильным решением, представать единственным желанием его «яростной души», ведь не умереть — несомненное благо для индивида. Однако состоялся суд, и суд признал Сократа виновным, и только это имело значение. Обмануть закон было бы неправильно и не добродетельно. Сократ у Платона верит, что поддаться чувствам — значит бежать от правосудия, а такой поступок увлек бы его от эроса к булесису. Подобное недопустимо в эмоциональном режиме Платона.
Последние слова Сократа в диалоге Платона: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте»[26]. Их значение всегда оставалось предметом споров. Асклепий был богом медицины; само собой, Сократ не мог ожидать, что останется жив после смертельной дозы яда. Некоторые исследователи трактуют эти слова как бессвязное бормотание, вызванное действием болиголова[27]. Немецкий философ Фридрих Ницше считал, что Сократ таким образом называл жизнь болезнью и выражал счастье оттого, что наконец излечится[28]. Есть версия, что в последние минуты Сократ думал о своем юном друге Платоне, которого, как мы помним, в это самое время якобы сразила болезнь[29]. Вероятно, мы никогда не узнаем, как все было на самом деле. Но я думаю, Сократ хотел поблагодарить Асклепия за исцеление города, который он так сильно любил. Возможно, он знал, что его казнь послужит эмоциональному освобождению, катарсису, а значит, в итоге и общему благу Афин. Есть ли поступок добродетельнее? Это было бы самым возвышенным примером эроса. Согласно Платону, чувства надлежит контролировать ради высшего блага, а потому такое объяснение вполне бы подошло. Платон использовал смерть друга, чтобы рассказать нам, как величайший человек, которого он когда-либо знал, сумел обуздать свои желания и руководствовался эросом даже в момент собственной казни.
20
Xenophon, Memorabilia, trans. Amy L. Bonnette (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2014), loc. 514–520, Kindle.
25
Plato, “Critias,” trans. D. Clay, in Plate: Complete Works, ed. John M. Cooper (Indianapolis: Hackett Publishing, 1997), loc. 1541, Kindle; Plato, “Phaedo,” loc. 2511.
27
Emily Wilson, The Death of Socrates (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2007), 114.
28
Или в оригинале: «Oh Kriton, das Leben ist eine Krankheit!» См. www.nietzschesource.org/#eKGWB/FW-340.