- Еще бы! - отозвалась Дорис. - И... неужели вход бесплатный?
- Насколько мне известно, какую-то ничтожную плату за вход здесь берут, - с явной неохотой ответил Гэндзи.
- Но что же такое этот Аманоивато? - спросил Уэйнрайт нетерпеливо.
- Аманоивато - нейродинамическая справедливость. Он неподкупен и вообще неподвластен человеческим страстям. - Гэндзи говорил, слегка понизив голос. - Между фактами он устанавливает однозначные логические связи.
- А мотивы, побуждения?
- Он угадывает их безошибочно, приписывая поступкам должные весовые коэффициенты, - пояснил Гэндзи. - Он ставит себя на место обеих сторон, рассматривая их конфликт как сложную игру с ненулевой суммой. Если помните, теория игр была создана вашим великим соотечественником Джоном фон Нейманом. Так вот, Аманоивато способен молниеносно выработать наилучшую стратегию для обеих сторон.
"Это здорово, - подумал Уэйнрайт. - Иметь бы такого юрисконсульта у себя в "Дженерал Атомик".
- А программа? - сказал он вслух. - Какую вы ему дали программу?
- У него нет программы, - сказал Гэндзи. - Он выработал собственное отношение к миру за время полугодичного обучения на основе массы юридических прецедентов.
- А как же мне взять у него интервью? - спросила Дорис.
- Пожалуйста, Дорису-сан... Говорите либо по-японски, либо по-английски: он понимает оба языка, но сам говорит только по-японски... Вначале произнесите: сайбанте, то есть господин судья...
Дорис, заметно волнуясь, четко и раздельно произнесла несколько фраз по-японски. Через несколько секунд заговорил Аманоивато - низким, глубоким голосом, словно заполнявшим весь зал. Уэйнрайту стало как-то не по себе. Но Дорис прямо засияла от восторга.
- Он угадал, Сэити! Подумать только - угадал!
- Да, Дорису-сан... Это был очень остроумный вопрос. По, к сожалению, запас времени, который мне выделили для интервью, весьма невелик. Нам пора уходить...
- Как жаль! - огорчилась Дорис.
Они вышли в коридор, и стена за ними бесшумно задвинулась.
- Да, но что означает "хакуме-но-соти"? - спохватилась Дорис.
Гэндзи тихо рассмеялся.
- Это он людей именует "белковыми устройствами", "хакуме-но-соти"...
- Так что же вы сказали и что он ответил? - нетерпеливо спросил Уэйнрайт. - Объясните, наконец, Дорис!
- Я просто вспомнила суд царя Соломона... Я спросила его: "Сайбанте, вот две женщины спорят о ребенке, и каждая утверждает, что он ее сын. Как решить, чей это ребенок?" Он ответил: "Надо предложить им, что вы разделите объект спора на две равные части, строго по вертикальной оси симметрии, чтобы каждая из них получила поровну. Та женщина, которая выразит протест против этого действия хотя бы микросекундой раньше, чем другая, и есть истинная мать, ибо она скорее откажется от маленького хакуме-но-соти, чем допустит прекращение его обмена со средой". То есть понимаете: ответ Соломона, только в абсолютно иной форме! Может, он читал библию?
- Библию? Нет, конечно. Он сам пришел к этому решению.
- Погодите-ка, - сказал Уэйнрайт. - Значит, ему известно чувство жалости?
- Жалости? - Гэндзи усмехнулся, обнажив ровный ряд желтых зубов. - Что лежит в основе эмоции жалости? Бессознательное понимание целесообразности, или, пожалуй, фанатическое чувство собственности, не допускающее мысли об утрате. Например, чувство матери... Думаю, что это понятие ему известно в его системе счисления...
Они вернулись в зал кафе и сели за столик.
- В основе наших поступков вообще ведь лежат эмоции, - продолжал Гэндзи, - в том числе и жалость...
- Чаще всего - к самим себе, - усмехнувшись, вставил Уэйнрайт.
- Согласен с вами, мистер Уэйнрайт. Но судья должен учитывать эти эмоции и уметь правильно соотносить и оценивать их как возможные причины людских поступков...
- Но ведь он сам-то не способен жалеть? - Дорис задумчиво постукивала авторучкой по блокноту с пластикатовой обложкой. - А по-моему, судья должен уметь гневаться, бояться, жалеть - иначе он не поймет побуждений других.
- Это не обязательно, Дорису-сан, - ответил Гэндзи. - Евнух, например, может понимать рассудком эмоцию любви...
- Но ведь жалость - чувство, максимально алогичное, - настаивала Дорис. - Человека отличает от машины - даже такой совершенной, как ваши нейроиды, - именно способность поступить вопреки всякой логике... например, подобрать на поле сражения раненого врага и выходить его в госпитале...
- Почему вы думаете, что нейроид не способен на такого рода действия? возразил Гэндзи. - Кто знает, как он оценивает наши человеческие взаимоотношения? У него ведь иные критерии. Да и вообще - кто знает, какие связи вырабатываются у него в этой хаотической структуре нейроидных сетей?.. - Он взглянул на часы. - К сожалению, мне пора идти...
Поклонившись, он исчез.
- Как все это интересно! - пропела Дорис, усердно, чертя знаки в блокноте.
Донесся мелодичный звонок. Уэйнрайт приложил к уху телефонную трубку, и лицо его сразу помрачнело.
- Большая неприятность, - сказал он. - Тепловоз с моим грузом разбился.
- Это, конечно, Гэнкай, - сказала Дорис.
- Не сомневаюсь, - сказал Уэйнрайт, набирая номер директора Цуру-Кюку-Умпан. - Алло... Мистер Мицукава, я вылетаю сегодня в семь десять... Страховую сумму перечислите на счет "Дженерал Атомик" в банке Ллойд Бразерс... Как это - выключился? Нет, я не собираюсь ожидать, пока вы разберетесь, мистер Мицукава... Это ваше дело, а не мое. Вы заверили меня, что ваш Электронный Князь не ошибается, - значит, это работа гэнкаевцев.
Голос в трубке зазвучал резче.
- В таком случае, мистер Мицукава, я предъявляю вам иск на пятьсот тысяч долларов. - Уэйнрайт положил трубку.
Дорис вскочила.
- Ох, Кит! Какая сенсация! Электронный Судья судит Электронного Князя!
- Разве судить будет Аманоивато? - ошеломленно спросил Уэйнрайт.
- Обязательно! - с энтузиазмом закричала Дорис. - Тем более что в деле замешан другой нейроид! И знаете что, Кит? - Ее вдруг осенило. - Я тоже буду участвовать в процессе! Вам же понадобится переводчик! Так вот я буду вашим переводчиком! Идет?
- Идет, - машинально согласился Уэйнрайт. Потом, спохватившись, добавил: - То есть, само собой, я буду вам весьма признателен, Дорис!
- Истец из компании "Дженерал Атомик"! - бесстрастный голос судьи Аманоивато звучал в белом сферическом зале, на этот раз заполненном публикой. Круглая площадка в центре зала, похожая на боксерский ринг, словно парила в воздухе. На площадке стояли четверо.
- Да, ваша честь, - машинально отозвался Уэйнрайт, поняв смысл обращения.
- Сайбанте, - шепнула Дорис.
- Сайбанте, - терпеливо повторил Уэйнрайт.
- Имеются ли у вас доказательства, что совершена диверсия, направленная на уничтожение вашей собственности?
- Да, Сайбанте, - Уэйнрайт говорил с трудом: ему все еще не верилось, что их с японцем рассудит машина.
Из большого кожаного портфеля он достал лист бумаги и подал секретарю Судьи. Тот, аккуратно расправив лист, ввел его в щель читающего устройства. На белом своде зала появилось четкое изображение текста. Бесстрастный протокол железнодорожной полиции. В тринадцать часов пятнадцать минут седьмого июля мобильным полицейским постом в районе разъезда Таруэгава-эки был услышан грохот и замечено темное облако. Сразу вслед за этим на пустынном шоссе появилась легковая автомашина, мчавшаяся с недозволенной скоростью от места катастрофы. Последовала гонка и перестрелка, водитель был убит, а автомашина врезалась в дорожный барьер. Водителем оказался мужчина 30-32 лет, не имевший при себе никаких документов.