уть тише. Объяснять при всех, что мы обсуждали с Мариной в смс-ках по ходу пьесы, т.е. пресс-конференции, не имело смысла. Я не говорила, как ей писать. Она взрослая девочка, не первый год в профессии вообще и в этой компании в частности, так что сама она всё знает. И написала она нормальный материал. Мои правки были косметическими. Но говорить при всех, что "я тебе такого не говорила" - при людях, которые знают Марину дольше, чем меня и поверят скорее ей, - опрометчиво. Несмотря на то, что правда. Открыто признавать то, что "да, это я так велела написать и поэтому ты работала зря" - глупо. Нужен срочно правильный ответ, который устроит меня и коллег. - Марина, - мягко произнесла я. - Ты очень клёвый профессионал и достаточно независимая женщина. Ты умеешь думать критически - а это в нашей профессии незаменимо. Я с трудом могу представить себе ситуацию, в которой ты будешь писать то и так, как тебе скажут. Тем более, если тебе об этом скажу я. Но я, как редактор, несу ответственность за все те материалы, которые выходят у нас в ленте. И перед генеральным в том числе. Я считаю, что ты написала очень классный материал. И я до последнего настаивала на том, чтобы его оставить. Но Владимир Эдуардович в итоге всё равно поступил по-своему, несмотря на то, что сначала согласился со мной. Мне очень жаль. Открытый рот Марины медленно захлопнулся. - Спасибо, - сухо произнесла она и в кабинете снова раздался кликающий звук клавиш и посторонние разговоры. Я с облегчением выдохнула. Потом вдохнула и обнаружила, что солнечное сплетение больше не беспокоит меня и я могу, наконец, свободно дышать. По дороге в курилку меня выловил Серега. - Ты обиделать на Сашку? - Что? Что за глупые вопросы? - удивилась я. - Если у нас генеральный... очень специфический человек, то при чем здесь Сашка? Ну взял бы Эдуардович потом логин-пароль у той же Марины, с него бы сталось. С неё, кстати, тоже. Ничего бы не поменялось. - Ну, слава Богу, а то он там сидит, переживает. Мне очень хотелось курить. И стоять на месте я долго не могла. Голова начинала кружиться. - Серега, мне надо покурить. Ты со мной? - поторопила я. - Тебе надо поесть. Поесть и выспаться. - строго заметил он. - Потрахаться еще можно, но это по желанию. - Прости, мне сейчас важнее другое. - Очень жаль. Я с тобой. Мы дошли до курилки. В ней сидел наш главный радийщик и курил трубку. - Женька, ты как? - спросил он с ходу. - Уже нормально. А все в курсе, да? - иронично спросила я. - Конееечно, - протянул он. - И про Марину тоже. - Чихнуть нельзя, все уже все знают. А что про Марину? Радийщик неопределенно помахал трубкой в воздухе. - Ну, знаешь, - он поднес трубку ко рту, медленно сделал несколько коротких и вдумчивых затяжек, выпустил пару колечек дыма, зевнул. - Она ведь тоже хотела редактором быть. - А, - поскучневшим голосом ответила я. - Это многое объясняет. Серега к тому моменту уже закурил и сейчас протягивал мне сигарету. - Марина при этом очень классная, - честно призналась я, закуривая. - Мне нравится, как она пишет. Радийщик одобрительно покивал. Очень скоро он закончил, вытряхнул пепел из трубки, почистил ее специальной штуковиной, раскланялся и вышел. К тому моменту от наших сигарет оставалось совсем немного. - Что ты делаешь сегодня вечером? - неожиданно спросил Серега. Я была весьма удивлена. Но особенно это показывать не стала. - Занята. И завтра тоже, - честность работает лучше всего. - А что ты хотел? - Думал накормить тебя наконец-то. Потому что смотреть на тебя страшно. - На меня не только поэтому смотреть страшно, - уныло заметила я. - Я действительно себя паршиво чувствую. - Иди домой. - После всего, что сегодня было, все решат, что я свалила из-за этой дурацкой новости и криков генерального. Серега закатил глаза, как бы говоря, что я слишком заморачиваюсь. - Мне казалось, тебе все равно, что о тебе думают, - заметил он. - Мне тоже так казалось, - протянула я. Моя сигарета была докурена и ее останки теперь находились вместе с несколькими десятками таких же трупиков в большой и тяжелой общей пепельнице. Сигарета Сереги валялась где-то там же. Однако я не спешила уходить, да и он тоже. Мы молчали и каждый думал о чем-то своем. В один прекрасный момент я поймала себя на том, что сжимаю и разжимаю больной локоть. Я была неприятно этим удивлена и немедленно прекратила его терзать. Серега заметил перемену в моей позе и, видимо, решив, что я собираюсь уходить, встал с табурета. В связи с тем, что с моей стороны никаких движений не последовало, его взгляд стал вопросительно-нетерпеливым. Мне хотелось ещё посидеть там, где меня никто не трогает, но, очевидно, не хотелось объяснять это Сереге. Я неохотно встала. Заболела поясница и колено. Я поморщилась в сотый раз за этот день. - Ты знаешь, - начала я, чтобы он не успел у меня ничего спросить, - иногда мне кажется, что вот сегодня, именно сегодня, у меня худший день в жизни. Серега понимающе улыбнулся. - Но потом я вспоминаю вчерашний день, или один из дней моего детства и понимаю, что сейчас-то со мной все в порядке и всё у меня хорошо. - Этот день закончится. - Я знаю, - я вздохнула и совершенно искренне сказала - Спасибо.