Как бы ни был ничтожен размер «интерферированного» комплекса, все равно, то, что присоединяется к полю сознания при посредстве этого комплекса, окажется вне этого поля. Величина перерыва совершенно не имеет здесь значения: ученик может «забыть» одну букву и он не в состоянии вспомнить ни того имени, которое с нее начинается, ни целой истории, которая с этим именем ассоциирована. Стоит вспомнить ему эту букву — и он вспоминает сразу все дальнейшее. При этом обыкновенно это «дальнейшее» вступает в поле сознания с такой стремительностью и в таком количестве, которые далеко превосходят предыдущее течение ассоциаций у того же лица; невольно является мысль, что все эти комплексы уже «имелись готовыми», уже «переживались», только в другом поле, которое было перерывом отделено от поля сознания; перерыв исчез — и обе сферы переживаний слились между собой.
В данном случае такое предположение может показаться необоснованным. Но в целом ряде других случаев, по основному смыслу очень близких к этому, оно оказывается необходимым, единственно возможным.
Эти случаи мы уже знаем: все явления «бессознательных высказываний» и вообще «внесознательных переживаний». На них нам следует опять остановиться: идея интерференции переживаний дает нам новое освещение, отнимающее всю их принципиальную загадочность.
«Бессознательные высказывания» соответствуют, как мы видели, изолированным координациям переживаний, которые не примыкают прямо к главной координации — сознанию, но в то же время жизненно с ней связаны — до сих пор мы не пытались ближе определить, каким образом. До сих пор мы имели только намеки относительно характера этой связи: параллелизм переживаний с их физиологическим отражением — жизнеразностями дал нам эти намеки. Не все жизнеразности непосредственно сливаются с главным потоком жизнеразностей центрального аппарата; те, которые от него изолированы, должны соответствовать «изолированным» от сознания переживаниям с их «бессознательными» высказываниями. Теперь нам становится понятным и то, откуда эта изоляция возникает, и то, какая жизненная связь при ней сохраняется.
Все различные координации непосредственных переживаний, принадлежащие одному и тому же «живому существу», взаимно связаны такой же, по существу, связью, как та, которая наблюдается внутри их, — связью ассоциативной. Если тем не менее они оказываются «в различном поле», если они непосредственно не сливаются между собой, то это зависит не от абсолютных перерывов между ними: тогда не могло бы быть и речи ни о каком жизненном единстве. Перерывы — это только интерферированные звенья непрерывной ассоциативной цепи, переживания, нейтрализованные параллельно протекающими противоположными переживаниями. Стоит этим промежуточным звеньям выйти из своего динамического равновесия — и различные координации сливаются, выступают «в общем поле». Так нередко и бывает в действительности.
Поясним это на примере. Ваше «сознание» всецело поглощено обдумыванием трудного и сложного предприятия, которое вы подготавливаете; «бессознательно» вы идете по улице, тщательно обходя все встречные препятствия. Но вот с вами сталкивается знакомый, который останавливает вас и спрашивает, куда вы идете. Вы сразу «возвращаетесь к действительности» и начинаете замечать окружающее; но в то же время прежняя нить мыслей не прерывается, а только несколько спутывается и начинает развиваться замедленным темпом. Таким образом, две прежде изолированные координации слились в одном поле. Что же вызвало эту перемену? Новый комплекс (оклик знакомого) с большой энергией вступил в один из ассоциативных рядов и нарушил равновесие ассоциативно смежных комплексов. В числе этих комплексов нашелся и такой, который мог ассоциативно связать данный ряд с другим и, выйдя из состояния полной интерференции, действительно связал их.
На этой иллюстрации легко видеть, насколько подобная интерференция переживаний может являться жизненно целесообразной. Пока два ассоциативных ряда были разъединены, каждый из них развертывался самостоятельно, и ни один «не мешал» другому. Едва они встретились в одном поле — они начинают непосредственно влиять один на другой, что при их большой разнородности приводит к дисгармоническим комбинациям. Отношение к окружающему перестает быть «автоматичным» и стихийно-решительным, становится «сознательным», но также более сложным и более колеблющимся; оно требует больших затрат энергии, чем прежде[54]. С другой стороны, «обдумывание» затрудняется «посторонними обстоятельствами», которые «отвлекают внимание»; оно не только требует больших затрат (усиленного напряжения), но и подвигается менее успешно, потому что новые комплексы, вступившие в сознание, дисгармонируют с теми, которые группировались в процессе «обдумывания», и понижают их энергию.
Гораздо более яркие иллюстрации к нашей точке зрения и гораздо более убедительные доказательства ее правильности дает область психологических и психиатрических «чудес» — гипнотизма, внушения, истерии.
Здесь не место описывать тот богатый материал из области психиатрии, невропатологии, гипнологии, который имеет ближайшее отношение к нашей идее: этот материал можно найти в учебниках, в специальных исследованиях; благодаря той окраске загадочности, какая до сих пор в значительной мере ему свойственна, он проник даже в популярную литературу. Наше дело отметить те общие черты этого материала, которые не могут быть сделаны принципиально понятными иначе, как с нашей точки зрения.
Истерические параличи и анестезии имеют чисто «функциональный» характер: никаких «органических» изменений, какие бывают при других параличах и анестезиях, здесь не удается констатировать: ни повреждений или перерождений в нервных центрах, ни нарушений в гистологии проводников. Более того: принципиальная неустойчивость этих явлений, возможность почти мгновенно возникающих резких перемен в их течении (трансферт, различные эффекты внушения, неожиданные излечения и т. п.) ясно доказывают, что здесь действительно нет никаких значительных, сколько-нибудь глубоких изменений в жизненной системе. И в еще большей, очевидно, мере все то же относится к параличам и анестезиям внушенным.
Каким же образом при жизненной целости нервных центров и проводников возможны такие обширные и серьезные нарушения в их функции?
Различные опыты и наблюдения над истеричными показывают, что «анестезированные» области их тела не только могут «чувствовать» внешние раздражения, но нередко даже «чувствовать» гораздо тоньше, чем при нормальных условиях, так что приходится признать настоящую «гиперестезию»[55]. Эта «не чувствующая чувствительность» может выражаться в сложных высказываниях, что и заставило многих исследователей принять особое «подсознание», управляющее реакциями анестезированных областей организма, а также выступающее и в некоторых других случаях[56]. Мы видели, что всего проще и целесообразнее рассматривать все это как частные случаи жизненного обособления психических координаций от главной группировки переживаний — от сознания. Вопрос заключается именно в том, что их обособляет, какие «стены» или «перегородки» возникают в этих случаях между принадлежащими одному существу группами переживаний.
Берем какой-нибудь из тех замечательных, поражающих народное воображение фактов, когда удачное внушение устраняет эти таинственные перегородки и больной чувствует себя «чудесно исцеленным» — все равно, происходит ли это в клинике врача-специалиста, в кабинете шарлатана-магнитезера, в Лурдских пещерах и т. п. Что может дать один человек другому при акте «внушения»? «Внушение» — это только определенное высказывание внушающего, происходящее при определенных условиях; лицо, подвергающееся этому акту, физиологически может получить при этом только одно — такую или иную жизнеразностъ. Но эта жизнеразность может при известных условиях коснуться именно тех частей системы, которые, находясь в подвижном равновесии, разделяли собою два потока жизнеразностей, протекавших в других областях системы; тогда оба потока сливаются в один, и разъединенные системы высказываний объединяются между собою: отпавшая координация примыкает к главной. Психически — человек получает новое переживание, которое, присоединяясь к главной ассоциативной цепи («сознанию»), в то же время оказывается прямо ассоциировано и с другой, — до сих пор отдельной цепью переживаний. Очевидно, это то же самое, что «забытое слово», которое учитель подсказывает ученику и без которого весь конец стихотворения выпадает из области психического опыта ученика. И подобно этому забытому слову, «новое переживание», позволяющее больному «вспомнить», как совершаются произвольные движения его до этого момента парализованной ноги, не может быть действительно новым комплексом: каким образом оказалось бы оно тогда ассоциировано с «отпавшей» координацией, когда вводится непосредственно не в нее, а в главную координацию?
54
Переход от «автоматических» реакций к «сознательным» всегда означает непосредственное повышение затрат энергии, так как сознательные реакции всегда находятся в процессе «выработки» (см. мою работу «Познание с исторической точки зрения». СПб., 1901, главы о привычных и пластичных реакциях).
55
Некоторые из этих опытов и наблюдений упоминались в статье «Жизнь и психика», в ее первой главе. Важно отметить, что существуют объективные и надежные критерии в виде различных методов исследования чувствительности и детальной механической регистрации движений точными приборами — критерии, позволяющие исключить возможность обмана и симуляции.
56
Например, когда «внимание отвлечено» и нормальное сознание не воспринимает более слабых возбуждений — задаваемых сзади вполголоса вопросов и т. п.