Войнич захлопал ресницами, так как его застали врасплох.
- Мне мало чего снится. А здесь – так вообще ничего, потому что голуби всю ночь воркуют на чердаке.
- Вот если бы вам снилась какая-нибудь вода, какие-нибудь жабы, мокрые и, вот…, например, пещеры, то это могло бы означать, что у вас комплекс своей отсутствующей матери…
Войничу вспомнилась жаба, сидящая на куче картофеля. Он незаметно стряхнул с себя эти мысли.
- В этом случае следовало бы укрепить свою мужественность, противопоставить себя этой размягчающей энергии. Вот что нужно вам, Войнич! Вы должны убить в себе свою мать, которая вас покинула…
- Она умерла, мне не нужно ее убивать, - поправил его Войнич.
- Даже если было и так, все равно, она вас покинула, и именно это отнимает у вас силы. А чтобы наверстать в себе ее отсутствие, вы до опасного отождествляете себя с нею, отсюда эта ваша женственность, эта мягкость.
Войнич съежился внутри себя.
- Ну, ну, дорогой мой мальчик, - похоже, Семпервайс заметил изменение в пациенте, - не скулите, не капитулируйте. Вы должны взять себя в руки. Даже самые жесткие мужчины, подверженные женским штучкам, расплываются будто желе. В том числе, и женщин, действующих из-за края могилы.
На какой-то момент Войничу показалось, что это говорит его отец. Он даже увидел его – на фоне узорчатых обоев, на фоне окон и аспарагусов, как он стоит с сигарой в пальцах, а дым образует в воздухе красивейшие завитки, меняющиеся местами ниточки, которые никогда не повторяют свою последовательность. Сейчас ему следует подойти к нему и поцеловать ему руку, как делал обычно. И еще сказать: "Так, отче". Тогда отец словно бы насыщался его подчиненностью, жесты подданства его успокаивали, пускай и ненадолго. Мечись мог выйти из комнаты и заняться своими делами: шахматными фигурками, гербарием, своей любимой латынью. Отец оставался перед закрытой комнатой сына, не осознавая, что его влияние и контроль туда не добираются и никак не влияют на расплющенный между листами промокательной бумаги папоротник с его многочисленными, правильными спиралями.
- Собственно говоря, можно обойтись и без них. Без женщин, понятное дело. Если бы только мы могли быть сильными, - закончил доктор Семпервайс и по-приятельски хлопнул Войнича по спине, так что тот скривился от боли.
Когда он уже был в дверях, он тихонько спросил про Тило, а доктор, глядя в окно, ответил:
- Не привязывайся к нему, парень. Ему осталось немного времени.
Войнич долго присматривался к сонной мухе, которая крутилась по столику, тщательно исследуя засушенные растения. Было заметно, что живет она на резервной энергии, похоже, только лишь потому, что Раймунд сегодня хорошо натопил печи, и приятное тепло напоминало всему и всем, что существуют и солнечные летние дни. Подруги мухи валялись дохлыми на подоконниках, похожие на черные крошки. Войнич с отвращением пытался схватить их за ножки и выбросить всех, только пальцы у него были неуклюжи, так что пришлось воспользоваться почтовой карточкой, которую только что написал отцу.
Воркование на верху этой ночью довело его чуть ли не до отчаяния, поэтому он отправился к аптечке Опитца в коридоре и взял оттуда бутылочку с валериановыми каплями. Не отсчитывая нужного количества, он залил половину содержимого в стакан, развел водой и выпил.
После этого мы видим, как Войнич опять сидит на кровати покойницы, кладет руки на бедра, глядит прямо перед собой, а в его голубых радужках перечеркнутым крестом отражается пятно окна. Он дышит спокойно, и в его носу встречаются волны запахов: трав против моли, дешевеньких духов, пыли, крахмала и очень трудный для точного определения запах живого человека, который остается после людей, даже когда те умрут.
Так он сидит где-то с четверть часа, и он уже уверен, то воркование полностью прекращается, когда он сюда приходит.
9. ТУНЧИ
Вилли Опитц с Раймундом стояли на дворике за домом, на них были резиновые сапоги, шляпы и непромокаемые пелерины. В руках у них были легкие ивовые корзинки. Войнич наткнулся на них случайно, сам он выбирался на одинокую прогулку. Из салона он взял палку, обильно покрытую значками окружающих убежищ; палка была закончена металлическим острием. Ему казалось, что если выйти через дворик, то никого не встретит, так что сейчас пытался скрыть разочарование и то, что ситуация застала его врасплох.