- Так что это было? – спросил перепуганный Войнич.
- Не было. Это все так же там находится. Это иллюзия, не бойся.
- Но картина… Которая из них истинная?
- Они обе правдивы, и эта, и та, что у нее в средине, когда ты сменишь способ видения, прищуришь глаза.
- Откуда это у тебя? Это копия? – расспрашивал Войнич, приближая лицо к холсту и прослеживая за каждой деталью этой особенной картины. Охотнее всего сейчас он взял бы лупу, чтобы хорошенько проследить третий и четвертый планы, возможно, там можно было увидеть странные вещи, фигуру, словно бы вздымающуюся в воздухе в золотистой ауре, человеческую фигуру, скрытую в путанице зелени, пару раскаленных глаз в провалах чащи. Полосы, обманчивые пятна в неожиданной глубине, касания кистью, которые ведь были лабиринтом… Потрясенный Войнич с вопросом в глазах перенес взгляд на Тило. Тот, естественно, не ответил. Его веселило то, насколько его приятель был выбит из себя. Он сполз по подушкам и улегся навзничь.
- Это не копия, - сказал он через какое-то время, глядя в потолок. – Я украл эту картину.
Из неохотно цедимых полусловечек Мечислав узнал, что этой картиной владела семья Тило, и что это единственная вещь, которую он забрал из дома, совершенно не намереваясь туда возвращаться.
- К этому я отношусь, как к принадлежащему мне приданому, - заявил Тило, а у Войнича сложилось впечатление, что губы приятеля сильно сжались, а глаза сделались стеклянистыми. – Каждый день проверяю, а не опустилась ли рука с ножом. Можно представить, что всю эту ситуацию ты видишь секундой позже, когда нож впивается в шею маленького мальчика, и из нее брызжет кровь, поливая шершавую поверхность жертвенного камня, и людская кровь смешивается с животной. Это было бы некоей разновидностью облегчения, тебе не кажется?
- Впрочем, правда такова и есть, - продолжил Тило. – Авраам убил своего первородного сына, поскольку именно этого желал от него Бог. В Библии это ясно заявлено. Там написано, что Авраам сам возвращался домой с горы Мориа. Только лишь со слугой, там нет ни слова об Исааке. Он Исаака убил. А тот, который потом появляется в Библии, это кто-то другой, подставленный. Бог принимает просителей на Горе Убийц. Он постоянно берет заложников и охотно принимает человеческие жертвы. Нам кажется, будто бы жертва – это что-то ужасное и варварское, но это мы, современные люди, так думаем. Люди когда-то нуждались в жертве, чтобы иметь чувство собственной целеустремленности в отношении Бога. Они до сих пор нуждаются в жертве, потому неустанно ищут возможности и обоснования, чтобы такую жертву принести. Ведь приношение жертвы, прежде всего, это выражение собственной силы и власти над миром. Ты делишься миром с Богом, даешь ему возможность испробовать мир, тем самым, ты сомневаешься в величии и силе Бога. Ведь зачем жертвы Богу, раз он способен взять себе все, что он только пожелает? Зачем он должен получать, раз он всем владеет?
А потом все сделалось еще более странным, потому что Тило утверждал, что пейзаж способен убить человека. Что он обладает огромной силой, поскольку представляет собой концентрацию различных энергий, он – кульминация геометрии. И так оно и происходит здесь, в Гёрберсдорфе, что раз в году пейзаж забирает свою жертву и убивает человека. Что все это огромная ошибка, что все они очутились здесь, поскольку, таким образом, сделались потенциальными жертвами этого места. И здешний пейзаж все время продолжает следить за ними.
- Погляди через окно, словно бы у всего этого имелось лицо, понимаешь?
Войнич понимал, что горячка у приятеля должна была сильно подняться, и он обдумывал вызов какого-нибудь врача из курхауса. Ну да, Тило просто бредил. Но тут в комнату, без стука, вошел Опитц, и с серьезной миной положил ладонь на лбу Тило.
- Будьте добры, спуститесь за Раймундом, - обратился он к Войничу. – Пускай он придет сюда со льдом.
Той ночью ему снилось нечто странное. Он был у доктора Семпервайса и передал ему какие-то результаты исследований, записанные на листке, вырванном из книги проживающих в Пансионате для мужчин. Доктор глянул на них и сказал: "С такими результатами вы, дорогой мой, уже три дня, как не живете".
Войничу сделалось неприятно. Он не мог отреагировать на категорический тон врача. "Для таких, как вы, пациентов, у меня имеется особенный проход, - отозвался доктор дружеским тоном. "Пожалуйста, вот сюда". И показал мне маленькую, узенькую дверку в углу кабинета, у самого пола. "Поспешите, нет смысла над этим раздумывать", - прибавил он и сунул Войнича туда. Тот очутился в полнейшей темноте, где слышал лишь воркование голубей. Проснулся он перепуганный.