Этот покой, от которого Драко просто млел иногда, был поистине гипнотичен. Словно сказка, в которую вдруг поверил всем своим существом.
Впервые за очень долгое время ему было тихо.
Теперь Гермиона сидела за своим учебником по трансфигурации, а Малфою было велено не мешать заниматься, потому что у неё…
— …важный зачёт, между прочим!
— Грейнджер, ради Мерлина, — простонал он, старательно и натужно кашляя, поглядывая на неё, сидящую за столом, краем глаза. — Что может быть важнее того, что у меня жар и я вот-вот подхвачу пне-во-мнию?
— И ничего ты не подхватишь, — тут же отозвалась сама-строгость-Грейнджер, поднимаясь. — Ты и о болезни такой не знал, пока я не предположила это, когда ты явился полчаса назад, весь мокрый и ледяной, как… сосулька. И. Кстати. Это называется пневмония.
Она фыркнула, когда он закатил глаза.
Заколола влажные волосы. Однако в следующую минуту настороженно подошла к дивану со стороны спинки, по-деловому щупая лоб Драко свободной от книги рукой. Ладонь прохладная и нежная.
Поборов в себе желание потереться о неё, прикрыв глаза, он только серьёзно поинтересовался, выждав несколько секунд:
— Ну, что там?
— Нет у тебя жара.
От её скептичного взгляда захотелось рассмеяться, но Малфой усиленно удерживал на лице страдальчески-несчастное выражение.
— Но он может начаться через пару минут.
— Я напоила тебя бодроперцовой настойкой.
Упрямая гриффиндорская заучка.
Его заучка.
Перехватить тонкую руку у запястья и легонько дёрнуть на себя — ничего не стоит, в самом деле. Тем более, сопротивление не такое уж и активное. С негромким задушенным писком соскользнула по спинке, мягко плюхнувшись на Драко. Сначала книга, куда-то в район живота. А потом Грейнджер — сверху. Тут же упёрлась руками в его грудь, однако его пальцы уже держат худые плечи.
— Ведёшь себя, как ребёнок. Отпусти.
— Я не буду мешать тебе, — он приподнял брови и ухмыльнулся, подтягивая Гермиону повыше к себе. Так, чтобы лёгкое тело распределилось по нему более равномерно.
— Наверное, ты решил сам сдать за меня трансфигурацию? — она поёрзала, но вставать больше не пыталась.
— Меня не любит твой декан, — неосознанно понижая голос.
— Если бы ты не хамил гриффиндорцам, всё обстояло бы иначе.
— Ну да-а…
Он в сомнении поджал губы, качая головой. А затем со вздохом откинул голову на подлокотник и прикрыл глаза.
Густое пространство в сознании слегка покачнулось, когда Драко почувствовал рябь лёгких поцелуев на шее. Довольная улыбка появилась сама собой. Это было похоже на необходимость. Это было необходимостью и никогда не перестанет быть ею.
Веселье постепенно гасло, потому что губы Гермионы переместились на линию челюсти и подбородок.
— Колючий, — тихий голос заставил приоткрыть глаза, вырвавшись на миг из моря мурашек.
— Да. Немного. Как думаешь, мне пойдёт борода?
— Чушь несёшь, — рассмеялась Грейнджер, опираясь на его плечи и подтягиваясь к его губам.
— Как у Дамблдора, — шепнул он в лёгкий поцелуй. — Или как у вашего любимого лесничего… м-м… Хагрида.
— Помолчи, ради Мерлина.
Он обхватил её улыбающееся лицо и приподнял голову, сминая нежные смеющиеся губы своим ртом. Раскалённая патока тут же тонкой змейкой опустилась на позвонок и тягуче заскользила по спине.
Вкус Грейнджер.
Неизменный, единственный, такой, как нужно. Потрясающий. Нереальный. Охуительно взрывной. Её отвечающий язык, который тут же разослал по телу волны жара. Настоящего. Никакая пневмония не попадает.
— Блин… — он сухо сглотнул, смещая губы в сторону. Зарываясь пальцами в густые, уже слегка растрёпанные волосы. Скользя руками по шее и выгнутой спине, прижимая девушку к себе.
Чувствуя упирающийся в рёбра уголок дурацкого учебника.
— Даже сейчас… — ладони проникли под лёгкую резинку её любимых шорт, — …между нами твоя грёбаная трансфигурация.
Грейнджер издала ему в плечо звук, подозрительно напоминающий смешок, и в следующий момент книга с гулким грохотом упала на пол, а тонкие пальцы уже расстёгивали пуговицы его рубашки.
Девушка удобно устроилась на нём, обхватив коленями бёдра, и теперь с фанатичным упрямством сражалась с мелкими перламутровыми бесенятами.
Малфой, прислушиваясь к учащающемуся сердцебиению, наблюдал, как ткань постепенно расходится, открывая взгляду сначала его ключицу, а затем слегка выступающий свод рёбер. И ниже. Живот, на котором тут же чётко проступили аккуратные кубики пресса, стоило Гермионе наклониться и поцеловать кожу над ними.