На всякий случай я прижалась к скале, искренне болея за наших и надеясь, что эльфы сумеют отбиться и без меня. Я все равно ничем не смогу им помочь. Рукопашка — штука, конечно, классная, но только когда ты и противник находитесь в одной лётной и весовой категории. Крыльев у меня за пару секунд не отросло, а умение прятаться даже на стриженном газоне я благополучно растеряла в безопасных домах Мидгарда и Асгарда.
Эльфы же, занятые битвой, рассредоточились по полю боя и не обращали на меня внимания, очевидно, решив, что если я погибну, то они быстрее вернуться домой. ИМ было плевать, что одна из гарпий плюхнулась недалеко от меня, истошно дергаясь и грозно крича почти ультразвуком. Её крыло было пробито насквозь стрелой, и по слипшимся перьям растекалась липкая красная жидкость, которая помогла утратить дамочке дальнейшие пикирующие свойства. Но страшная крокоптица не растерялась, оглядываясь по сторонам в поисках противника. Обнаружив легкую мишень, именуемую мной, гарпия выпустила когтищи и, волочась по земле, бросилась разбираться, кто виноват и что делать. Так как жить мне хотелось больше, чем доказывать, что это не я первая убила ее подругу, пришлось отступать, при том – спиной вперед и очень стремительно, не глядя, куда это приведет. Гарпия оказалась дама решительная, требующая непосредственного участия в конфликте своих когтей и зубов, а потому прыгнула, целясь своим плохим маникюром в горло. Моя карма, решившая, что с меня сегодня хватит маленьких смертей, и вообще я еще пригожусь в мире живых, быстренько подсунула мне под ноги какую-то корягу, роняя вашу покорную слугу на землю. Успев упереться согнутыми ногами прямо в живот чудовищу, и поймав запястья, я с трудом перекувыркнула несколько десятков килограмм чистой ненависти через себя, и, пока гарпия растерялась, быстро вскочила на четвереньки, заползая сверху, наступая на горло противницы коленом со всей своей любовью к животным. Монстрятина задергалась, стараясь сбросить тело обидчицы, истошно крича, извиваясь и пытаясь убить меня хотя бы звуком. Я не сдавалась, но силы неподготовленной к драке девушки быстро испарялись, и держать врага я умудрялась только ценой второго дыхания и осознания, что иначе я просто сдохну или покалечусь.
Неожиданно сзади кто-то заверещал, громко, противно, как кот при кастрации, и вдруг затих, подавившись собственным воем. Глухой удар тела о землю подсказал, что одна из гарпий решила подкрасться ко мне не заметно, а эльфы про меня таки не забыли, прикрывая спину, как настоящие мужчины. Рядом появился Йорвет и одним решительным ударом вогнал свою саблю в глаз гарпии, провернув её по часовой и вынимая обратно с остатками мозга на лезвии. Только удостоверившись, что все закончилось, я сползла с мертвого тела, кое-как переводя дыхание. Еще утром моей главной проблемой были наши с Йорветом отношения, хотя бы, не враждебные, которые предстояло построить заново, а не монстры, о которых я тупо забыла. И ведь я должна была предполагать, что, чай, не на курорте нахожусь, а ведьмаков на всех все равно не хватает. В конце концов, это вам не прогулка по парку, тут водится кто-то похлеще дамочек с собачками.
— А ты не настолько бесполезна, как я думал, — процедил командир скояʼтаэлей сквозь зубы, собирая стрелы. — Можешь хоть немного за себя постоять.
— Это ты меня в нормальной уличной драке не видел, — гордо выдала я, но тут же грустно добавила: — Меня так бьют...
— Не сомневаюсь. Совершенно.
Я огляделась. Коряга, о которую я споткнулась, оказалась спиленной и проржавевшей трубой, непонятно кем воткнутой в землю в бородатых годах. Присев на корточки, я попыталась разрыть вокруг нее утоптанную землю, и оглядеть со всех сторон. При малейшем прикосновении арматура рассыпалась на ржавую пыль, и было удивительно, что запнувшись, я не выдрала ее с корнем и не разрушила до конца.
— Это от старых подорожных указателей, — ответил на еще не заданный вопрос Йорвет. — Раньше здесь был эльфийский тракт. Мы торговали с краснолюдами и низушками, поэтому он был достаточно оживлен.
- Это ж сколько лет назад было? И почему он еще не разрушился?
- Давно, – неопределенно ответил Йорвет. – Знаки покрывали специальными составами, чтобы они не разрушались раньше, чем через сотню лет. Менять их по три раза за жизнь немного накладно для смотрителей тракта, не находишь? Столетия два назад люди, захватившие Верген, построили дорогу в обход долины – более длинную, но безопасную и не такую путанную. Тогда тракт забросили за бесполезностью.
Я потеряла интерес к трубе и, подхватывая свой рюкзачок, первой двинулась вперед, предельно аккуратно обходя гарпий. Мало ли, вдруг одна притворяется.
Я поежилась от холода, с трудом просыпаясь, и прям чувствуя, что вместе с окружающим пейзажем покрылась утренней росой. Куртка, вымоченная в утренней влаге стала противной, склизкой, бесполезной тряпкой, которая только убивала романтику ночевки на свежем воздухе. Разлепив слипшиеся веки, я быстренько обнаружила еще достаточно яркий костер, спасительным маяком сияющий в темноте, и быстрым рывком, по-пластунски, поползла к нему, чувствуя, что на ноги, затекшие и окоченевшие встать пока не в состоянии. Надо сперва растопить лед в пальцах и превратить его обратно в кровь.
По ущелью, в котором мы решили заночевать, расползался густой туман, клубнями волочившийся по траве, замыкающийся стеной там, куда свет пламени не доставал, обрубая мир, как театральные портьеры – сцену. Младшие спутники, молодые эльфы, скрючившись в три погибели, спали прямо на земле, нежно прижавшись друг к другу, и, казалось, были вполне безмятежны и даже, от части, красивы. Я ухмыльнулась, понимая, что теперь остаток времени смогу троллить эту парочку на предмет спасения мира яоем и вообще не стрёмно быть гомосексуалистом, стрёмно навязывать это остальным как единственно верную модель поведения.
Йорвет сидел у костра, повернувшись лицом к ярким языкам огня. Бордовая, а в свете огня, цвета старого вина, бандана, покрылась влажными разводами. Думаю, скояʼтаэль специально разрезал её в столь стратегически важном месте — на ухе, чтоб все видели, что эльф не пальцем деланный, а гордый, чистокровный Aen Seidhe, сын гор и эльфийских родителей. На мои робкие попытки погреться Йорвет не отреагировал ни коим образом, даже не пытаясь повернуться в мою сторону или повести этим самым ухом. Я тихо кашлянула, проверяя, что скояʼтаэль просто дрыхнет с открытыми глазами, и тоже уставилась в костер, размышляя над бредовостью ситуации и своего поведения. Может, оно и к лучшему – пусть отдохнет, а мне не придется чувствовать себя неловко. Трудно говорить с тем, кого давно не видел, но и молчать нелегко. Особенно когда у тебя есть целый ворох того, что стоит сказать, а ты не имеешь ни малейшего представления, как это правильно сделать.
За прошедший день мы обошли целое море речушек, ручьев, мелких луж, возомнивших себя океанами, и бог весть еще чего мокрого. Если уж на то пошло, то одному Одину известно, почему здесь столько воды, вытекающей из всех щелей и текущей по всем возможным трещинам. Даже каждый лежачий камень, под который, вообще-то вода течь не должна, обзавелся своим собственным притоком, что невыносимо выбешивало и, одновременно, переплавляло смутное беспокойство до состояния панической атаки за жизнь ведьмака.
Йорвет, после стычки с гарпиями, тоже был не слишком разговорчив, предпочитая политику тихой ненависти. Он не ругался, не бурчал и не провоцировал больше конфликтов, но один взгляд был красноречивей, чем что либо на этой планете. Весь внешний вид говорил: «Посмотри на мою особу: я суров и брутален, уверен в себе, умен, профессионален, недосягаемый идеал, уважаемый и серьезный мужчина», а мне было смешно и только. Я-то еще помню слухи, которые циркулировали в Вергене, когда мы только пришли туда в первый раз. Поговаривали, что Йорвет обожает, когда Саския называет его: “Мой милипусечка”. Ну, не глупость ли? На словах он -сильный и независимый, а на деле выпрашивает себе полочку под портянки в королевской опочивальне.